Как выковать дракона: пушки русского средневековья

Пушки той эпохи уступали метательным машинам и использовались скорее как психологическое оружие. Как писал летописец, рассказывая о столкновении на реке Ворскле между литовцами и татарами в 1399 году, «в поле чисте пушки и пищали недействени бываху».

С 1470-х годов начинается знаковый период в истории русской артиллерии: Иван III приглашает из Италии и Германии «мастеров хитрых, которые бы умели из пушек стрелять», и пушки наконец становятся грозным оружием. Первая партия пушечных мастеров во главе с легендарным архитектором и артиллерийским инженером из Болоньи Аристотелем Фиораванти прибыла в Москву в 1475 году. Под его руководством был построен завод по литью бронзовых орудий – «Пушечные избы». В большом количестве прибывали пушечные мастера и из Германии.

Итальянцев в тот период еще называли фрязами, и именно оттуда пошла распространенная русская фамилия Фрязин. Например, в документах 1490 года упоминается «пушечный мастер Яков Фрязин с женою», а в документах 1494 года – мастер Петр Фрязин. Понятно, это были чистокровные итальянцы. За первую половину XV столетия сохранилось только одно имя мастера, который умел делать пушки и стрелять из них, – Микула Кречетников. В 1447 году осаждающему Углич Василию II его союзник, великий князь Борис Александрович Тверской, послал в помощь «пушечника с пушками, именем Микулу Кречетникова. Но таков беяше той мастер, но яко и среди немец не обрести такова».

Если в Европе было деление на инженеров и пушкарей, то в России пушкари как сами изготавливали орудия, так и сами стреляли их них, готовили порох и снаряды. Разделение на мастеров и пушкарей-артиллеристов произошло у нас только к середине XVI века.

Стрельба из пушек того времени была очень опасна: вероятность погибнуть от взрыва собственного орудия зачастую превышала вероятность гибели от рук противника. Вот описание летописцем разрыва пушки от первого выстрела при осаде Порхова в 1428 году: «А того немчина пушечника, похвалившягося самого разсторгну и размета невидимо где, яко ничто же обретеся его, ни тела, ни кости, точию полкабата его остася».

Для реконструкции пушки времен Ивана III агентство исторических проектов «Ратоборцы» выбрало не литую, а кованную пушку калибра 70 мм, позволяющую вести прицельную стрельбу до 400 м и имеющую максимальную неприцельную дальность около полутора километров. На Пушечном дворе иностранные мастера с русскими учениками уже отливали орудия из бронзы или меди, но эти металлы были на Руси дороги и редки и шли преимущественно на производство «главных калибров». Средник пушки делали по старинке: сковывали из полос металла и для дополнительной прочности скрепляли обоймицами – аналогами обручей на дубовых бочках. Подобная пушка могла использоваться и в полевом сражении, и как крепостное орудие, и даже на кораблях. «Родных» пушечных лафетов XV–XVI веков сохранилось очень мало, поэтому для изготовления своей пушки «Ратоборцы» ориентировались на изобразительные источники. В дошедших книгах орудия стоят и на колесных лафетах, и на треногах, и на станках, и на телегах. В итоге остановились на лафете типа «тренога», который позволяет наводиться как по горизонтали, так и по вертикали и может управляться одним-двумя артиллеристами.

Стрельба из пушек в XIV веке была не только опасной, но и экзотичной. Для заряжания орудий использовались небольшие круглые камни, которые укладывались в канал ствола поверх пороха, затем щели между камнем и стенками ствола законопачивались паклей, но в одном месте оставалось отверстие, через которое проходил фитиль. После наведения на цель пушкарь поджигал фитиль и стремглав бежал в укрытие: грубо сделанный ствол часто разрывало пороховыми газами.

Делать запальное отверстие в задней части пушки догадались только в начале XV века, пушка «Ратоборцев» уже имеет его. Обслуживалась такая пушка собственно мастером-пушкарем и его учеником-подмастерьем. Порядок стрельбы был следующим. Сначала шуфлой – мерной деревянной лопаткой – засыпали из бочонка порох. Для каждой пушки была собственная лопатка: никакой унификации артиллерии тогда не было. Это была очень ответственная операция: ошибка в навеске могла стоить жизни. Порох добивали пыжом из ткани или шерсти, закатывали снаряд, который тоже иногда добивали пыжом. Потом заряжали затравочное отверстие в казенной части: засыпали порох из пороховниц. Орудие наводили, и пальником артиллерист производил выстрел. После выстрела ствол чистили смоченным в воде с уксусом банником, на конце которого была либо щетина, либо шерсть. Помимо собственно очистки ствола таким образом орудие охлаждали и удаляли малейшие источники огня. При этом закрывалось затравочное отверстие, чтобы полностью прекратить доступ воздуха к продуктам горения. Малейшая искра, оставшаяся в стволе, при повторной зарядке могла привести к взрыву. После чего процесс повторялся.

Навеску пороха рассчитывал сам мастер – эмпирически, с риском для жизни, ведь все орудия были разными. Вес ядра указывался на стволе, и из этого вычисляли навеску пороха. Вес ядра определял и калибр: фунтовая пушка стреляла фунтовым ядром, двухфунтовая – двухфунтовым и т. д.

Главным ограничением скорострельности был нагрев ствола, который грозил разрывом железного орудия и расплавлением бронзовых и медных пушек. Для охлаждения пушки накрывали мокрыми шкурами, смоченными смесью воды и уксуса.

Пушки разрывались достаточно часто – преимущественно из-за ошибок артиллеристов. Слишком быстрая стрельба, не та навеска пороха, не тот снаряд, что-то попало в ствол. Освобождалось место мастера, которое занимал ученик. Постепенно появлялись и русские пушечные мастера, которые к XVII веку почти полностью заменили итальянских и немецких инженеров.

При подготовке статьи использовались материалы из книги Алексея Лобина «Артиллерия Ивана Грозного».