Будущее нефтяной цивилизации: Репортаж с буровой платформы

Кабина загромождена компьютерными мониторами, измерительными приборами, разнообразными ручками управления и напоминает кокпит современного самолета. Весь этот высокотехнологический антураж не умаляет драматизм момента — посмотрите, как эта тонкая стальная нить, непрерывно вращаясь, медленно уходит вниз сквозь дыру в полу. «Вот из этой дыры мы и кормимся», — говорит один из буровиков. Он имеет в виду, что именно так они и зарабатывают себе на хлеб.

Я выхожу из кабины, несколько ступенек вниз и узкие мостки над открытым пространством в середине палубы — именно этот провал к океанской воде называют «буровой шахтой». Тут я и понимаю, что самое главное здесь — то, чего мы не видим. Под двухметровыми волнами, колотящими по опорам Будро, живут своей жизнью два с половиной километра беспокойной, вечно движущейся среды, в которой царят завихряющиеся течения, низкие температуры и ужасающие давления. И сквозь отверстие в буровой палубе свисает вниз одна-единственная тонкая стальная нить длиной в те же два с половиной километра. Ни одна человеческая рука не касалась этой нити, когда она нащупала на океанском дне свою цель размером с крышку мусорного бака, и теперь буровая головка прогрызает 5 км илистых наслоений, скальных пород и залежей соли. Временами нить отклоняется градусов на 60 от вертикали, а буровики, которые направляют головку и приводят в движение весь механизм, находятся так высоко и так далеко, что с таким же успехом могли бы руководить процессом из другого мира.

Еще десять лет назад бурение в океане на таких глубинах было невозможно. Сейчас в заливе действует 4000 платформ, однако их подавляющее большинство установлено на глубинах не более 60 м. Впрочем, эти легкодоступные нефтяные месторождения вскрыты уже давно. Сохранившиеся остатки спрятаны в местах, которые принято называть «пограничной зоной». Это океанские глубины от 1,5 км. Растущие цены на нефть в сочетании с современными технологическими достижениями подтолкнули нефтедобывающие компании к использованию таких передовых буровых платформ, как Будро. Нефтяникам не терпится выбить затычку из грандиозной бочки, вместившей 56 млрд баррелей нефти, и вот они ставят один за другим новые рекорды глубины.

Подобные успехи бывали и раньше. Когда компания Shell вскрыла нефтяное месторождение Coulomb («Кулон»), расположенное в 230 км к юго-востоку от Нового Орлеана, был поставлен очередной рекорд — это было самое глубоководное эффективно используемое месторождение, залегающее на глубине 2270 м. Двумя годами позже, уже в 432 км от Нового Орлеана, пройдя водную толщу в 2100 м, компания Chevron успешно испытала свою скважину Jack № 2. Эта скважина обеспечила доступ к месторождению, содержащему 15 млрд баррелей нефти. Только одно это открытие могло бы увеличить нефтяные запасы США на 50%. Платформа Будро принадлежит техасскому предприятию Noble, которое специализируется на разведке новых залежей и эксплуатации уже открытых. Это часть единого проекта Perdido, согласно которому компания Shell, поставив очередной рекорд, надеется организовать региональную океанскую структуру. К 2010 году три нефтеносных месторождения, раскинувшиеся на 200 км² морского дна, будут соединены с единым, самым глубоководным в мире «эксплуатационным объектом». Для двух месторождений, Silvertip и Tobago, оценка запасов пока не опубликована, однако геологи полагают, что в третьем, Great White, суммарные запасы нефти и природного газа эквивалентны 500 млн баррелей.

Ночь идет к концу, бур крутится не останавливаясь, буровики поглядывают за вращением буровой головки, отслеживая действующие силы и смещение. К нынешнему моменту под буровой платформой Будро уже смонтировано целое хозяйство. В толщу дна загнали стальную обсадную колонну длиной 27 м, а над ней установили оборудование, оснащающее устье скважины, и так называемую противовыбросовую задвижку — 14-метровую башню, в которой заключены аппаратура управления и гидравлические клапаны. Из алюминиевых секций длиной по 22,5 м собрали 2,5-км трубу, связывающую платформу с ложем океана, и водрузили ее на донную конструкцию.

Затем пришло время связать девятиметровые секции стальных труб в единую буровую колонну и опустить внутрь алюминиевой трубы. Эта колонна должна пройти сквозь все придонные конструкции, потом сквозь обсадную колонну. Как только буровая головка на конце колонны коснется дна и начнется процесс бурения, вниз по алюминиевому трубопроводу начнут подавать синтетический буровой раствор — он нужен для того, чтобы смазывать и охлаждать буровую головку, удерживать стенки скважины от обрушения и вымывать буровой шлам на поверхность.

Девятиметровые секции буровой колонны опускаются со скоростью примерно 1 см/с, так что не проходит и 15 минут, как к ней требуется добавить новую секцию. Не успевает верхняя секция уплыть в отверстие буровой площадки, как особый механизм, «железный буровик», хватает трубу и моментально отсоединяет ее от расположенного вверху привода. Еще один механизм, манипулятор трубного стеллажа, захватывает новую секцию и сцепляет с остальной колонной. Все эти действия управляются всего лишь несколькими движениями ладони, которые совершают живые буровики, сидящие в кондиционированной кабине.

Описанная здесь автоматизация разительно отличается от тех приемов, которые были в ходу на прежних буровых платформах, — тогда рабочим приходилось суетиться прямо на буровой площадке и на вышке у подъемного крана. Стыковать и расстыковывать трубы вручную — тяжелая, грязная и опасная работа. Десять лет назад для того, чтобы пробурить скважину глубиной в 5 км, потребовалось бы 75 дней. Команда платформы Будро делает эту работу всего за две недели.

А в кабине долгие рабочие часы текут за неспешной беседой — о том, как разводят лошадей для скачек, о бедолагах, застрявших по аэропортам Западной Африки, о женах и детях, которые дожидаются дома. Это, конечно, непростая, разделенная на две половины жизнь. 12-часовые смены 14 дней подряд, а потом 14 выходных. Впрочем, большинству этот режим нравится. На платформе имеется тренажерный зал, в каждой каюте — телевизор с плоским экраном, хотя экипаж в основном предпочитает одно-единственное занятие — работу.

До самых 1990-х годов под бурением в океане понимали установку вышек прямо на дне, на длинных ногах, притом совсем рядом с берегом. До таких буровых и добираться было не трудно. Но бурение на больших глубинах сразу создает цепочку из цепляющихся друг за друга сложностей. «На глубоководье каждый материальный компонент буровой установки приобретает совершенно другой вид. В основном это касается размеров и проблем с логистикой», — говорит Тералд Мартин, буровой мастер компании Noble. На больших глубинах платформу уже не поставить прямо на дно, а это значит, что ее либо удерживают на якорях, растягивая вокруг десятки километров якорных цепей и канатов, либо пускают в свободное плавание, и тогда она сама удерживается на месте с помощью спутниковой навигации и подруливающих двигателей. Большие глубины — это значит длинная буровая колонна, огромное количество алюминиевых секций для подъемного трубопровода. Большие глубины требуют больше людей, то есть больше еды, постелей, вертолетных рейсов; больше электроэнергии, а следовательно, больше генераторов, больше места для хранения горючего. Платформа Будро расположена в 300 км от Галвестона, каждый литр горючего, каждый механизм доставляются на платформу теплоходом, а это рейс продолжительностью 23 часа. «Если, допустим, что-то сломалось и на буровой требуются запчасти, — говорит Мартин, — мы не моргнув потратим $200 000, лишь бы доставить это железо на место».

И есть, наконец, сам океан. На глубинах в 2,5 км давления чудовищны — 250 атм. Нет на свете людей, способных управляться с оборудованием на морском дне. Там работают аппараты с дистанционным управлением (ROV). А сколько неприятностей мы имеем с буровым раствором из-за перепадов температур! «На дне у нас температура воды ниже 7 °C, а вокруг буровой головки — 135 °C, — рассказывает Рикетсон, приглядывая за вращающимся буром. — Получается, что раствор должен эффективно работать и при очень высоких, и при низких температурах. С такой задачей справляются только синтетические растворы».

Масштабы впечатляют. Корпус платформы имеет 80 м в длину и 70 м в ширину, над ватерлинией возвышается шесть палуб. Чтобы укрепить этот агрегат, потребовалось завести на дно 16 якорей весом по 18 т. От якорей к платформе тянутся 50 км якорных цепей и стальных тросов. Noble — первая компания, которая вместо стальных секций в подъемном трубопроводе стала использовать алюминиевые. В результате хотя бы подъемный трубопровод стал легче на треть. Когда буровая работает на материке, ей достаточно одного-двух генераторов по 1500 л.с. На платформе Будро крутятся шесть генераторов по 3500 сил, и потребляют они по тонне солярки в час. Платформа раскачивается на волнах, но датчики движения и 12 гигантских пневматических амортизаторов (каждый обеспечивает усилие в 30 т) позволяют поддерживать на буровой головке постоянный момент. Каждый килограмм поступающего на борт снаряжения необходимо регулярно завешивать, а затем подгонять балластную систему под новую загрузку. Общая осадка должна стабильно составлять 20 м.

Обходится вся эта техника отнюдь не дешево. В среднем разработка скважины на глубине 30 м требует около $100 млн. Во столько же обошлось компании Chevron пробное бурение скважины Джек № 2. По оценкам службы природопользования США (US Minerals Management Service), общая стоимость освоения глубоководного месторождения легко может перевалить за $1 млрд. Shell не афиширует, во что ей должны обойтись разработки региона Perdido, однако уже сейчас компания Noble ежедневно выставляет ей счета на многие сотни тысяч долларов в день за эксплуатацию одной только платформы. Shell уже потратила $554 млн только на лицензии в Заливе — иначе говоря, лишь за право воткнуть свой бур в океанское дно.

Вот уже восемь часов утра. Снаружи — только небесная и морская лазурь и густой туман, столь характерный для здешних мест. В сумеречно освещенной будке управления на палубе Будро перед множеством мониторов сидит Клэй Гроувз, в каждой его руке по джойстику. Сейчас он подводит к океанскому дну 250-сильный глубоководный аппарат с дистанционным управлением. По размеру он примерно как средний минивэн и оборудован механическими руками-манипуляторами, которые служат виртуальным продолжением рук самого Гроувза. Аппарат уходит в глубину, видеокамеры не показывают ничего, кроме нежного снегопада из планктона, и вот — приехали. Вокруг лунный пейзаж, никаких ориентиров — лишь прямоугольная махина противовыбросовой задвижки. Гроувз подгоняет аппарат вплотную к развесистой древовидной конструкции из патрубков и заслонок, залитой ярким светом. «Выглядит нормально, — говорит он. — Вроде никаких протечек, никакой запутанности, никакого мусора». Аппарат плавно облетает установку со всех сторон, пилот заглядывает в маленькие иллюминаторы, за которыми видны воздушные пузырьки ватерпасов, — чтобы убедиться, что устройство правильно отгоризонтировано.

Когда пришло время бурить первую скважину, этот глубоководный аппарат расставил буи по углам полутораметрового квадрата и своими механическими руками направил буровую головку точно в цель.

Противовыбросовое устройство связано с буровой платформой оптоволоконным кабелем, но если кабель оборвется или откажут приводы заслонок, подводный аппарат сумеет заглушить все вентили собственными «руками». Гроувз пошевелил пальцами, и я вижу, как на двухкилометровой глубине манипуляторы робота смыкаются на рычагах заслонки. «Даже и не скажешь, чего бы мы не могли там сделать с помощью этого робота, — говорит Гроувз. А кроме того, доводится увидеть таких тварей!» Потом, когда аппарат будет поднят на палубу, он покажет отснятые видеокадры — тут и похожий на привидение огромный скат, и кальмар, свесивший длинные розовые щупальца.

Стальной остров плывет по поверхности океана. Кругом огромные механизмы и шум, лабиринт выстланных линолеумом, ярко освещенных и кондиционированных залов. Отсчет времени давно сбит. И в три часа ночи, и в три часа дня вы застанете кого-нибудь потеющим в тренажерном зале. Несколько парней будут прихлебывать кофе в большой общей столовке. Трудно вспомнить, где находишься, пока не выйдешь на курительную палубу — плоскую стальную площадку с алюминиевыми скамьями. Снимите каску, защитные очки и осознайте наконец, что вы стоите в самом центре, если так можно выразиться, края мира.

Когда Будро закончит скважины, которые бурятся сейчас, его передвинут на несколько километров и запустят проходку новых скважин. Shell установит на этом месте «спар» — плавучую нефтедобывающую установку. К ней подключат трубопровод, идущий со дна, а там, на дне, к нему сойдутся трубы от трех скважин с трех разных нефтеносных участков. Из устьев трех скважин нефть пойдет в бетонные кессоны, заглубленные в океанское дно. Там благодаря центробежной силе и земному притяжению она будет отделена от природного газа, который также присутствует в этих месторождениях. Насосы мощностью по 1500 л.с. погонят нефтепродукты к поверхности океана.

Если осознать масштаб вложенных денег и сложность всех технических устройств, станет понятно, что это дерзкий план с множеством неизвестных. Периодически налетающие ураганы, которые потребуют демонтажа нефтедобывающей установки (в противном случае она будет разрушена), флуктуации цен на нефть на мировом рынке, скорость истечения нефти из песчаных залежей (а она может и не оправдать наших надежд), сложнейшие механизмы устьев скважин, кессонов и насосов, до которых просто невозможно добраться, — а ведь они должны функционировать долгие годы в условиях низких температур, сильных течений и немыслимого давления. Сторонники гипотезы о пиковой добыче нефти (согласно этой теории, вот-вот наступит время, когда все месторождения будут разведаны и разработаны и общая добыча нефти пойдет круто вниз) утверждают, что крупномасштабные операции в районе Залива — это всего лишь последние судороги того образа жизни, которому давно пора сойти со сцены. С этим не согласен Питер Джексон, директор независимого аналитического центра Cambridge Energy Research Associates в Бостоне: «Общие объемы нефтедобычи в США постепенно падают, но это снижение должно затормозиться благодаря вкладу Атлантического бассейна — от Залива до Нигерии, Анголы и Бразилии». Джексон полагает, что впереди нас ждет не высокий пик нефтедобычи, а стабильное плато, пусть и не на десятилетия. «Это значит, что у нас будет запас времени, чтобы смягчить стресс, сформулировать адекватную стратегию и подготовить для нее законодательную базу. А это ведь совсем не похоже на прогноз, по которому мы в 2010 году достигаем пика добычи и потом обрушиваемся в пропасть».

Кроме того, трудно не согласиться с одним простым соображением: такие компании, как Shell, не будут вкладывать миллиарды долларов без уверенности, что рано или поздно эти деньги вернутся сторицей. «Все наши свободные средства мы вкладываем в развитие нефте- и газодобычи, — говорит Расс Форд, вице-президент компании Shell, занимающийся вопросами перспективного развития — Мы полагаем, что углеводороды будут с нами еще долгие годы. Я не вижу альтернативы, способной победить нефтяное направление».

Тем временем, сидя в операторской будке, Рикетсон замечает, что вырос момент на приводе буровой головки, и поднимает колонну на пару метров. Серый буровой раствор падает лепешками на палубу, Рикетсон сверяет показания приборов. Проходит минут пять. Там, на материке, люди заправляют бензобаки, обогревают дома, тычут в клавиши компьютеров, чьи пластмассовые корпуса тоже сделаны из нефти. Без лишних проволочек Рикетсон отдает короткую команду: «Спускаем на дно!»