Наука требует жертв: Мария Кюри и другие ученые, принесшие свои жизни на алтарь знаний

В середине 1940-х молодой физик Даглян-младший участвовал в сверхсекретном Манхэттенском проекте и работал в Лос-Аламосе. 21 августа 1945 г. задачей его было собрать отражатель нейтронов — оболочку вокруг плутониевого заряда, которая предотвращает утечку нейтронов и позволяет цепной реакции развиваться в меньшем по массе объеме ядерного топлива.

Ученый вручную укладывал блоки карбида вольфрама, следя за показанием датчиков, которые должны были предупредить его, что отражатель работает, и имеющаяся масса плутония стала сверхкритической, а значит в ней может начаться реакция деления ядер. Трагическая случайность произошла в самый неподходящий момент: Даглян уже укладывал последний блок, но уронил его прямо в сборку, которая тут же перешла в сверхкритическое состояние. Чтобы остановить реакцию, отважный ученый разобрал ее голыми руками, при этом получив смертельную дозу радиации.

Родившийся в Австрии француз-портной был создателем одной из ранних — и, увы, совершенно неудачных форм парашюта. Его парашют-крыло испытывался лишь однажды: 4 февраля 1912 г. сам Райхельт, закутавшись в свое изобретение, спрыгнул с нижнего пролета Эйфелевой башни, с высоты почти 60 м. В архивах сохранилась кинозапись трагической попытки (детей, а впечатлительных взрослых просим не смотреть).

Врач, ученый и большевик, Богданов стал одним из первопроходцев переливания крови и основателем первого в мире института, целенаправленно занимавшегося этой проблемой. В науке — в том числе в своих экспериментах — Богданов проявлял настоящую ленинскую фанатичность (кстати, именно он играет с вождем в шахматы на знаменитой серии фотографий, сделанной на вилле Горького на Капри в 1908 г.).

Отстаивая идею омоложения переливанием «свежей» крови, взятой из молодых тканей, он проводил такую терапию не только на известных лидерах коммунистической партии того времени, но и на себе самом. Во время одиннадцатого по счету «омолаживающего» переливания ученый погиб из-за отторжения донорской крови.

Печально известный химик стал автором двух весьма значительных нововведений, оба из которых впоследствии не раз проклинали. Именно Миджли предложил добавлять в бензин небольшие количества тетраэтилсвинца, снижая стук в автомобильных двигателях. Он же получил хлорфторуглероды (фреоны) и активно пропагандировал их использование в холодильниках, а затем и в парфюмерной продукции. Из-за разрушения озонового слоя использование фреонов в настоящее время жестко ограничено, а добавление токсичного свинца в топливо и вовсе запрещено во всех развитых странах (в России — с 2002 г.).

Сам же Миджли к старости переболел полиомиелитом и заработал инвалидность. Тогда он сконструировал сложную систему веревок и блоков, чтобы самостоятельно подниматься с постели, и спустя несколько лет погиб, запутавшись в этом хитром механизме.

Шведский химик и фармацевт показал, что воздух состоит из смеси кислорода с азотом и стал первооткрывателем многих важных органических и неорганических веществ, от сероводорода и перманганата калия до молочной и синильной кислоты. Шееле экспериментировал сам, прямо в своей аптеке в Стокгольме, а потом – в Уппсале, и не имел представления об опасности многих соединений, с которыми работал.

Многие он пробовал на вкус, многие вдыхал в виде паров – неудивительно, что к концу своей недолго жизни ученый заработал целый букет заболеваний. Медики того времени сочли главной причиной смерти отравление ртутью. Однако современные специалисты отмечают, что Шееле постоянно контактировал и с другими тяжелыми металлами, включая свинец и мышьяк, – не говоря уж о плавиковой кислоте (HF), которую он открыл и соединения которой, как мы знаем теперь, крайне токсичны.

В начале 1970-х калифорнийский изобретатель Смолински совместно с бизнесменом Гарольдом Блейком работал над проектом странноватого летающего автомобиля Mizar. Энтузиасты попросту отпилили крылья от легкого двухмоторного Cessna 337 Skymaster и закрепили из на Ford Pinto, адаптировав рулевое его управление. Более того, для того, чтобы все это поместилось на дороге, 12-метровые крылья пришлось оснастить механизмом складывания – неудивительно, что вся эта самодеятельность добром не закончилась. На первых же реальных испытаниях Mizar, пилотируемый своими создателями, поднялся в воздух – и потерял правое крыло прямо в полете.

Работая шофером тамбовской ЧК, Абаковский проявил большие таланты изобретателя-самоучки и сумел усовершенствовать популярную тогда дрезину, установив на нее авиационный двигатель с пропеллером (возможно, идея была почерпнута из появившегося двумя годами ранее проекта Франца Крукенберга). «Аэровагон» Абаковского потреблял совсем немного топлива, а скорость развивал приличную, обещая сократить бесконечные расстояния российских дорог.

В 1924 г. «Аэровагон», управляемый лично изобретателем, с помпой отправился свое в первое большое путешествие и добрался из Москвы до Тулы. Однако на обратном пути он сошел с рельсов, Абаковский и несколько пассажиров-чиновников погибли. После громкой катастрофы на изобретении поставили крест, хотя впоследствии сходные по идее «аэровагоны» испытывали и в СССР, и в Германии, и в США — вплоть до 1970-х.

Близкий соратник и друг Ломоносова, член российской Академии наук и художеств, Рихман прославился своими работами по изучению тепловых и электрических процессов. Эксперименты с абсолютно загадочной тогда электроэнергией немало забавляли императрицу Елизавету Петровну, которая, по слухам, устроила во дворце специальную комнату для демонстраций Георга Вильгельмовича. Они же стали и причиной его гибели.

Все началось с «указателя электричества», который Рихман сконструировал для измерения величины электростатического заряда. Нехитрое устройство представляло собой металлическую линейку, к которой подводился источник, и подвешенной на ней тонкой нити. По мере накопления заряда нить отталкивалась от линейки, а угол отклонения позволяла замерить дуговая шкала с делениями. Впоследствии и автор, и новые поколения ученых многократно совершенствовали конструкцию, многие современные приборы для измерения электрического потенциала являются потомками того «указателя».

Однако по-настоящему роковой стала попытка Рихмана скрестить свой инструмент с громоотводом, который чуть ранее изобрел его закоеанский коллега (и один из будущих отцов-основателей США) Бенджамин Франклин. Рихман установил на крыше своего дома железный лом, от которого внутрь протянул тонкую проволоку, подведенную к шелковой нити, планируя измерить заряд настоящей молнии. Первые же опыты показали, что молнии так сильны, что с конца проводника при этом с треском бьют опасные разряды и сыплются искры. Рихман проводил опыты с большой осторожностью и старался не прикасаться к прибору, но это его не спасло. В ходе одного из экспериментов разряд ударил ученого, и тот свалился замертво, «не издав ни малого голосу».

Лилиенталя можно назвать непосредственным предшественником Николая Жуковского. Немецкий инженер начал, а наш соотечественник – завершил ключевые работы, которые объяснили принципы действия крыла и полет птиц, стали основой развития авиации. Лилиенталь и сам был энтузиастом и пионером самолетостроения, впервые придумав концепцию биплана для увеличения поверхности крыла без лишнего удлинения. Менее удачными были попытки инженера создать орнитоптер с машущими крыльями, но вообще на его счету имеется немало и весьма удачных, летавших конструкций.

Многие из них он испытывал лично, часто пользуясь для этого естественными возвышениями холмистой местности близ Берлина. Полеты проводились по выходным и собирали толпы зрителей. В один из таких солнечных дней Лилиенталю на своем глайдере удалось пролететь целых 250 метров. Однако в конце траектории машина опасно уходила носом вниз, требуя крайней осторожности и быстрых действий для стабилизации: управление производилось переносом центра тяжести. После очередного взлета Лилиенталю не удалось вернуть глайдеру устойчивость, и тот воткнулся в землю, упав с пилотом с высоты около 15 м.

Австрийский механик и пионер ракетостроения, научный журналист и фантаст, в конце 1920-х Валье был привлечен компанией Opel к разработке реактивных двигателей для самолетов и автомобилей. В апреле 1930-го такой экспериментальный автомобиль Valier-Heylandt Rak 7, оснащенный жидкостным реактивным двигателем, действительно совершил первые заезды. А менее чем через месяц Валье уже в лаборатории в Берлине испытывал новый двигатель на спирте. Конструкция взорвалась прямо на стенде, и инженер моментально получил смертельные ранения.