Лекарство, спасшее миллионы жизней: удивительная история инсулина

В истории открытия инсулина по воле случая собрана целая коллекция невыдуманных сюжетов о том, как делаются открытия — схваченная за хвост удача и награда за маниакальное упорство, неоднозначная роль научного руководителя, некрасивая борьба за приоритеты и примеры редкого благородства и бескорыстия, душещипательные истории чудесных исцелений, слава и забвение... Единственное, что в этой истории не вполне типично, — это немыслимая скорость внедрения открытия в практику: от гениального озарения до проверки действия препарата на собаках с ампутированной поджелудочной железой прошло всего три месяца, через восемь месяцев инсулином вылечили первого пациента, а через два года фармацевтические компании могли обеспечить им всех нуждающихся.

Большинство из живущих на Земле примерно двухсот миллионов диабетиков страдают так называемым диабетом второго типа — инсулин в их организме вырабатывается, но частично или полностью не действует на мембраны клеток. Чаще всего нарушение синтеза мембранных белков — рецепторов инсулина связано с хроническим перееданием и ожирением. При этой форме болезни инъекции инсулина абсолютно бессмысленны, но можно поддерживать себя в относительно неплохом состоянии за счет низкокалорийной диеты с минимумом углеводов, а если необходимо, принимать препараты, снижающие уровень глюкозы в крови. Если вовремя поставить диагноз и очень постараться, тщательно выполняя все рекомендации врача, можно даже снова приучить клетки к нормальной реакции на инсулин. Но вообще-то лучшее лечение — это профилактика.

Примерно 10−15% диабетиков болеют диабетом первого типа — в их поджелудочной железе инсулин не синтезируется совсем или (во всяком случае, поначалу) производится в недостаточном количестве. Чаще всего причиной диабета I типа становится генетически обусловленный сбой в иммунной системе: лимфоциты начинают разрушать бета-клетки островков Лангерганса, которые синтезируют инсулин, принимая их за врагов. До открытия инсулина такие больные были обречены: через несколько лет после начала заболевания в организме нарушался не только углеводный, но и жировой обмен (его регуляция — еще одна из функций инсулина).

Отравление продуктами распада жиров — ацетоном и ацетоуксусной кислотой — приводило к гипергликемической коме (гипергликемия — избыток сахара в крови) и смерти. Когда в выдыхаемом больным воздухе начинал чувствоваться запах ацетона, это было верным признаком начала конца.

В сущности, и сейчас диабет остается неизлечимой болезнью: бета-клетки не восстанавливаются, и болезнь, однажды начавшись, может только прогрессировать. Единственное спасение для больных — регулярные инъекции инсулина. Тогда (разумеется, тоже при соблюдении щадящей диеты) можно дожить до глубокой старости без существенного снижения качества жизни. Чтобы довести себя до гипергликемической комы, надо быть или нищим жителем совсем плохо развивающейся страны (даже в России диабетики получают инсулин бесплатно, хотя страдающих инсулинозависимой формой диабета в нашей стране не менее 300 тысяч человек, годовая потребность России в инсулине оценивается в 400 килограммов чистого вещества), или старательно нарушать рекомендации врача. Более вероятна гипогликемическая кома, вызванная резким падением концентрации глюкозы в крови — например, от сочетания передозировки инсулина и голода. Большинство диабетиков на всякий случай всегда носят с собой несколько кусочков рафинада.

Впрочем, даже при регулярных инъекциях инсулина диабет остается очень тяжелой болезнью. В частности, из-за связанных с диабетом нарушений обмена веществ в тканях в мире каждые 30 секунд происходит ампутация ноги. Иначе незаживающая трофическая (вызванная нарушением питания тканей) язва неизбежно приведет к гангрене.

С незапамятной древности до начала двадцатого века вызванные диабетом слабость, утомляемость, постоянную жажду и, соответственно, мочеизнурение (до двадцати литров мочи в сутки!), незаживающие язвы на месте малейшей ранки и другие страдания больного можно было продлить единственным эмпирически найденным способом — морить его голодом. При диабете II типа это помогало довольно долго, при I типе — растягивало мучения на несколько лет.

Причина болезни стала отчасти понятна в 1674 году, когда один из основателей Лондонского королевского общества, врач Томас Виллис (и что только ударило ему в голову?), догадался попробовать мочу больного на вкус. Она оказалась сладкой — как выяснилось через много лет, из-за того, что организм любыми путями избавлялся от сахара. Ученые коллеги подняли Виллиса на смех — голословно, потому что штангиста-целителя К. Малахова тогда еще не было, и охотников повторить простой эксперимент долго не находилось. Потом научное любопытство победило, врачи признали, что сладкая моча — характерный симптом диабета, но только в 30-х годах XIX века удалось окончательно установить связь заболевания с нарушением обмена углеводов. В середине XIX века была выявлена связь диабета с нарушениями функции поджелудочной железы. В 1916 году английский физиолог Эдуард Шарпи-Шефер предположил, что уровень сахара в крови регулирует гормон, который вырабатывают клетки, образующие в поджелудочной железе островки неправильной формы, открытые в 1869 году немецким анатомом Паулем Лангергансом. Шарпи-Шефер предложил назвать этот гормон инсулином (от латинского insula — островок).

После всех этих открытий оставалось главное — выделить инсулин из поджелудочных желез животных и применить его для лечения людей. Первым, кому это удалось, оказался канадский врач Фред Бантинг.

Возможно, Бантингу помогло то, что проблемой диабета он занялся без опыта работы и серьезной научной подготовки. Прямо с родительской фермы он поступил в университет Торонто — сначала на богословский факультет, но вскоре перевелся на медицинский, с 1916 года служил в армии, работал хирургом в полевом госпитале, в 1918-м был тяжело ранен, но на госпитальной койке читал не романы, а специальную литературу — в основном по диабету. У Фреда были с диабетом личные счеты: его друг детства умер от этой болезни.

После демобилизации кавалер Военного Креста Бантинг устроился на должность младшего преподавателя анатомии и физиологии и первым делом бросился к заведующему кафедрой физиологии университета Торонто, профессору Джону Маклеоду, с предложением заняться выделением гормона поджелудочной железы. По правде говоря, ничего, кроме энтузиазма, предложить профессору он не мог, а Маклеод, крупный специалист в области диабета, прекрасно знал, сколько известных ученых несколько десятилетий безуспешно бились над этой проблемой. Поэтому предложение бывшего студента и летчика и будущего ученого он отклонил. Очевидно, вежливо и не слишком категорично, потому что через несколько месяцев Бантинг вернулся не только с энтузиазмом, но и с идеей, которая осенила его в 2 часа ночи в апреле 1921-го: перевязать протоки поджелудочной железы (она синтезирует и выделяет в двенадцатиперстную кишку пищеварительные ферменты: амилазу, которая расщепляет крахмал; липазу, расщепляющую жиры; ренин, створаживающий молоко, трипсин и химотрипсин, разлагающие белки), чтобы в ней перестал вырабатываться трипсин.

Идея оказалась правильной: попытки предшественников Бантинга были неудачными в том числе и потому, что трипсин успевал как минимум частично разложить белковые молекулы инсулина раньше, чем их удавалось выделить из экстракта тканей железы.

Маклеод все равно собирался на несколько месяцев уехать в Европу, опыты Бантинг был согласен ставить за свой счет, поэтому профессор разрешил ему два месяца пользоваться своей лабораторией и даже выделил в помощники студента-дипломника Чарльза Беста. Кроме прочих достоинств, Чарли умел виртуозно определять концентрацию сахара в крови и моче. Средства на осуществление своей мечты Бантинг добыл единственным доступным ему способом: продал все свое имущество. Много ли было этого имущества, история умалчивает, но на получение первых результатов вырученных денег хватило.

Когда профессор вернулся из родной Шотландии, поначалу он чуть было не выгнал Бантинга из лаборатории (два оговоренных месяца кончились), но, разобравшись, чего успели достичь Фред и Чарли, немедленно подключил к этой работе всю кафедру во главе с собой, а для отработки метода очистки препарата от примесей пригласил известного биохимика Джеймса Коллипа. Через месяц метод получения инсулина был в общих чертах разработан, а еще через несколько месяцев группа исследователей под руководством Маклеода научилась выделять инсулин из поджелудочных желез телят и коров. Как выяснилось позже, коровий инсулин отличается от человеческого тремя аминокислотами, но он вполне годится для того, чтобы снижать уровень сахара и в человеческой крови.

Примечательно, что Бантинг не воспользовался возможностью сказочно разбогатеть и не стал подавать заявку на патент. Но это не единственный сказочный эпизод в истории открытия инсулина.

Разумеется, сначала разработчики по обычаю тогдашних врачей попробовали препарат на себе — теперь это называется «первая стадия клинических испытаний». Правила применения новых лекарственных препаратов в те годы были намного проще, чем сейчас, а больные продолжали умирать, так что остальные стадии пришлось проходить параллельно с совершенствованием методов выделения и очистки препарата, определением точной дозировки и другими (действительно необходимыми!) этапами проверки препарата. Военный хирург Бантинг и его коллеги недолго мучались с выбором: продолжить исследования по всем правилам — или рискнуть прямо сейчас сделать укол мальчику, который без этого укола гарантированно умрет через несколько дней. В сущности, это соответствует принятому сейчас II этапу клинических испытаний: убедившись, что новый препарат не вредит здоровым людям, его применяют параллельно с обычным лечением на небольшой группе самых тяжелых больных. Правда, первая попытка оказалась неудачной: неочищенный экстракт поджелудочной железы не подействовал, но через три недели, 23 января 1922 года, после инъекции кое-как очищенного инсулина у 14-летнего Леонарда Томпсона снизилась концентрация сахара в крови.

Среди первых пациентов Бантинга был его друг, по профессии тоже врач, Джо Джилкрайст. Вылечившись, он стал одним из ближайших сотрудников Бантинга. Еще одну из первых пациенток, девочку-подростка, привезла из Штатов в Канаду ее мать, врач по профессии, которая услышала о новом препарате из случайного разговора с коллегой — медсестрой из Торонто. Бантинг прямо на перроне вокзала сделал укол девочке, которая к этому времени была уже в коме. Девочка после этого «просидела на игле» около шестидесяти лет и умерла лишь в конце 1980-х.

На Нобелевскую премию работу Бантинга и Маклеода выдвинули через год с небольшим после первой публикации о выделении инсулина. Тоже своего рода рекорд — обычно Нобелевский комитет не торопится. Например, Жорес Алферов получил свою «нобелевку» в 2000 году за разработки в области полупроводниковых гетероструктур, сделанные еще в шестидесятых годах прошлого века.

В очередной рождественской истории роль доброй феи сыграл лауреат Нобелевской премии по медицине 1920 года датчанин Август Крог. Его жена (врач-эндокринолог) болела диабетом, и когда Крога пригласили прочитать курс лекций в Йельском университете, супруги спланировали поездку так, чтобы побывать заодно и у коллег в Торонто. У Марии Крог от инъекций инсулина наступило стойкое улучшение, вдохновленный Крог открыл в себе талант бизнесмена, получил лицензию на использование метода очистки инсулина и в декабре 1922 года начал его производство на фармацевтической фабрике под Копенгагеном. Разумеется, уж он-то не мог не оказаться в группе товарищей, которые выдвинули кандидатуры Бантинга и Маклеода на соискание Нобелевской премии 1923 года. Кстати, наследница фирмы Августа Крога, датская фармацевтическая компания «Ново Нордиск», до сих пор является одним из крупнейших производителей инсулина — но уже генноинженерного.

Дальше — опять сплошное умиление. Золотые медали пополам не распилишь, но свои премиальные Бантинг поровну поделил с Чарльзом Бестом, а Маклеод (хоть скупость и считают типичной чертой шотландского национального характера) — с Джеймсом Коллипом, разработавшим метод очистки инсулина.

Потом идиллия дала трещину. Маклеод и сотрудники его лаборатории, претендуя на ведущую роль в открытии инсулина, устроили некрасивую борьбу за приоритеты с Бантингом и Бестом. В результате обиженный Маклеод в 1928 году вернулся на родину, в Шотландию, скромно заведовал кафедрой физиологии в университете города Абердина и скончался в 1935 году. В толковом словаре по прикладной генетике статья об инсулине заканчивается так: «И. открыт Ф. Бантингом и Ч. Бестом в 1921—1922 гг., а его первичная структура (впервые для белков вообще) установлена Ф. Сэнджером в 1945—1956 гг.».

В Канаде Бантинг стал национальным героем. В 1923 году (через 7 лет после окончания) университет Торонто присвоил ему степень доктора наук, избрал профессором и открыл новое отделение — специально для продолжения работы Бантинга и Беста. Канадский парламент выделил ему пожизненную ежегодную пенсию в $7500. В 1930 году Бантинг стал директором научно-исследовательского института имени Бантинга и Беста (!), был избран членом Королевского общества в Лондоне, в 1934-м получил звание рыцаря Великобритании, и прочая, и прочая...

А с началом Второй мировой он снова пошел добровольцем в армию — уже не хирургом, а организатором медицинской помощи. 22 февраля 1941 года самолет, в котором летел из Канады в Англию пятидесятилетний майор, ветеран прошлой мировой войны сэр Фредерик Бантинг, потерпел аварию над снежной пустыней Ньюфаундленда.

Памятники Бантингу стоят на его родине, в канадском городке Лондон (провинция Онтарио), и в мемориальном парке рядом с Масгрейв Харбор, недалеко от места его гибели. А 14 ноября — день рождения Ф. Бантинга — отмечается как Всемирный день борьбы с сахарным диабетом.