Журналистка, симулировавшая безумие ради репортажа и бросившая вызов Жюлю Верну

Элизабет Кокран родилась в 1864 году в Пенсильвании, в небольшом городке Кокран-Миллз, основанном ее отцом. Майкл Кокран был уважаемым политиком, судьей и землевладельцем, а брак с Мэри-Джейн Каммингз, матерью Элизабет, был для него уже вторым (как и для его супруги). Всего у Кокрана было десять детей от первого брака и пять от второго, но финансовое и общественное положение семьи было очень благополучным.

Уже в детстве будущему репортеру удалось на личном опыте узнать многое о положении и судьбе женщин в современном социуме. Когда Элизабет было шесть, отец-кормилец внезапно умер, и для семьи настали непростые времена: Майкл Кокран не оставил завещания, тем самым лишив жену и детей единоличного права на имение. Старшие дети инициировали судебные тяжбы. Когда-то процветающее поместье пришлось продать, выделив каждому претенденту свою долю. Мэри-Джейн осталось содержание около 16 долларов в неделю, что по тем временам примерно равнялось заработку простого фабричного рабочего. Ей ничего не оставалось, как снова выйти замуж.

Третий муж Мэри-Джейн оказался не только небогат, но еще и склонен к алкоголизму и семейному насилию, и вспышки его темперамента часто приходилось наблюдать и детям, пытавшимся как-то защитить мать. В 1879 году был оформлен развод, что, разумеется, наложило большой отпечаток на репутацию Мэри-Джейн: разводиться считалось неприличным. Как говорится, если муж бьет — сама напросилась, терпи. Как заботливая дочь, Элизабет пыталась помогать матери и найти какую-то подработку, но тогда и рабочих мест для женщин было не много. Колледж для подготовки учителей, куда она поступила в том же 1879 году, из-за финансовых трудностей тоже пришлось оставить, и Элизабет вместе с матерью переехала в Питтсбург, где они вдвоем открыли небольшой пансион.

В 1882 году, прочитав в The Pittsburgh Dispatch серию колонок, в которой женщины были показаны как слабые, глупые существа, возмущенная Элизабет написала в газету ответ, подписав его «Одинокая Сиротка». Выпускающий редактор Джордж Мэдден был так впечатлен страстью молодой читательницы, что на страницах газеты попросил «Сиротку» откликнуться. Письмо Элизабет было ее первой публикацией; за ней последовала статья о разводах, вызвавшая большой резонанс. Угадав в Кокран перспективного автора, Мэдден предложил ей работу — за 5 долларов в неделю. Так на свет появилась журналистка Нелли Блай.

В Америке газеты всегда фиксировали состояние современного общества, и о роли женщин в нем можно судить по тому, как их жизнь показывается в прессе. Читателям важно было не только содержание статьи, но и то, где статья расположена, какие ее сопровождают фотографии и комментарии издателя, а также насколько верно точка зрения автора отражает общественные настроения. Например, вплоть до 1960-х годов объявления о найме на работу мужчин и женщин печатались отдельно. Темы, о которых писали журналистки, тоже ограничивались сугубо «женскими» интересами — домашнее хозяйство, садоводство, мода, светская жизнь.

Нелли Блай это не устраивало. В 1922 году, уже после смерти, газета The New York Evening Journal неслучайно назовет ее лучшим репортером Америки: сама Блай отмечала, что «энергия, направленная в правильное русло, поможет достичь чего угодно». Вынужденная писать в «женские» рубрики, журналистка бурно протестовала и постоянно предлагала более важные, реалистичные сюжеты о положении женщины в обществе: писала о труде наемных работниц на питтсбургских фабриках, о жизни женщин из бедных кварталов, причем материал собирала сама, в полевых условиях. В 1886 году она также по собственной инициативе отправилась в Мексику, откуда прислала серию очерков о тяжелых условиях жизни мексиканцев, о повсеместной коррупции и бедности. Это не могло понравиться мексиканскому правительству, и в 1887-м Блай выслали из страны. Тем не менее ее репортажи были опубликованы в США под общим названием «Шесть месяцев в Мексике» (1888).

В 1887 году Блай переехала в Нью-Йорк и стала работать на газету New York World, которой управлял знаменитый Джозеф Пулитцер. Первое же ее большое задание сделало Нелли знаменитой. Руководство спросило, сможет ли она под видом сумасшедшей провести десять дней в лечебнице для душевнобольных женщин на острове Блэкуэлл (сейчас — остров Рузвельта) и написать о том, что обычно скрывается от широкой публики за плотно запертыми дверями и решетками. Блай, не задумываясь, согласилась.

История ее пребывания в лечебнице описана в книге «Десять дней в сумасшедшем доме» (Ten Days in a Mad-House; 1887). Первым делом надо было придумать, как в лечебницу попасть. Нелли пишет, что непременным атрибутом сумасшедших ей казались выпученные глаза — и она несколько дней старательно репетировала перед зеркалом. Затем она пошла в дешевый пансион для женщин и попросилась на ночлег. Оплатив ночь пребывания и скромный ужин, «Нелли Браун» (было решено работать под созвучным именем, чтобы начальство могло наблюдать за судьбой своего репортера и в случае чего быстро вытащить ее из дурдома) уселась в общей комнате и стала жаловаться соседкам, что все вокруг кажутся ей сумасшедшими. Ночь она провела сидя на стуле, отчаянно стараясь не заснуть, и тоже потихоньку сетовала на «опасных сумасшедших». Наутро хозяйка пансиона не выдержала и вызвала полицейских, которые провели освидетельствование «подозрительной» жилички. Так оказалось, что попасть в сумасшедший дом довольно просто.

В своих хрониках Блай подробно описала процесс так называемой медицинской экспертизы, вызвавший в обществе большой резонанс. Из четырех врачей только один заподозрил в ней симулянтку, хотя сразу после пансиона Блай решила придерживаться другой стратегии — говорить всем, что она абсолютно здорова, находится в здравом уме и хотела бы вернуться домой. Разумеется, никто ее не отпустил. Всем поступающим задавали очень простые вопросы: откуда они родом, замужем ли они, есть ли у них друзья; просили вытянуть вперед руки и пошевелить пальцами. Блай рассказывает, как некоторые будущие пациентки банально не владели английским — и им не было предоставлено переводчика, зато поставлен диагноз «сумасшествие». Одна очень чистоплотная девушка по имени Маргарет, работавшая кухаркой, как-то до блеска надраила пол и очень рассердилась на горничных, специально прошедших по нему грязными ботинками. Случилась ссора; горничные вызвали полицейских — и вуаля, кухарка тоже была признана сумасшедшей и отправлена на принудительное лечение.

Наибольшее возмущение вызвали у Блай не доктора, которые нечасто наведывались к пациенткам, а медсестры, суровые и жестокие. Она описала несколько случаев, когда больных били, щипали, душили, заставляли мерзнуть и голодать. Также очень плачевными были условия жизни, несмотря на то, что на содержание лечебницы из бюджета выделялась солидная сумма. В холодную погоду пациенткам не выдавали теплой одежды, мыли всех в одной ванной грязной холодной водой, вытирали одним и тем же полотенцем, причесывали двумя расческами сто человек, а смену белья давали раз в месяц. Еда тоже была пресной и часто испорченной. Блай вспоминает, что в лечебнице было нечего читать, а дни тянулись долгие и унылые, и любимым времяпрепровождением пациенток были мечты о деликатесах, которые они съедят, когда выберутся оттуда. Первое, о чем она попросила у адвоката, добивавшегося освобождения «Нелли Браун», — передать ей «что-нибудь поесть».

Через десять дней Блай «снова стала свободной девушкой», а ее сенсационный репортаж привел к большому судебному разбирательству. В лечебницу была направлена комиссия, и, хотя, разумеется, к ее приезду персонал очень постарался замести все следы, многие нарушения впоследствии были исправлены, а условия улучшены.

В 1888 году у Блай родилась еще одна отличная идея для репортажа. Как-то раз в воскресенье она сидела дома и по обыкновению старалась придумать возможные темы для обсуждения с редактором в понедельник, но тщетно: ничего не шло в голову. В сердцах она воскликнула: «Ах, как бы я хотела оказаться на другом конце света!»

Хм, а почему бы и нет, тут же подумала находчивая журналистка.

К ее удивлению, узнав о намерениях Блай, издатель сказал, что подобная идея уже приходила ему в голову, однако послать в подобную командировку хотели мужчину, потому что женщине понадобился бы «защитник <...> и слишком много багажа». Блай пылко заявила, что если вместо нее поедет какой-то мужчина, она уедет в тот же день, но уже за счет какой-нибудь другой газеты, и непременно обгонит соперника.

Нелли Блай отправилась в путь 19 ноября 1889 года, взяв с собой всего одну дорожную сумку и одно платье: «Я стояла перед выбором: взять еще одну сумку или отправиться в кругосветное путешествие с одним платьем. Сумки я всегда ненавидела, поэтому пожертвовала платьем». Было решено попытаться побить рекорд Филеаса Фогга, героя романа Жюля Верна «Вокруг света за 80 дней», и уложиться в 75. Первой остановкой была Англия, откуда она отправилась во Францию, где навестила самого Верна и его жену и получила их личное благословение. Ее путь пролегал через Суэцкий канал в Йемен, Цейлон, Сингапур, Японию, затем Сан-Франциско — и обратно в Нью-Джерси. Отовсюду Блай оправляла отчеты в газету с описаниями быта и нравов местного населения, уделяя особое место тому, как в той или иной стране обращаются с женщинами. Например, она отмечала, что в Италии женщинам запрещено посещать вагон-ресторан поезда, а в Китае местные жительницы злобно плюют в лицо туристкам. В Сан-Франциско Нелли уже встречали как национальную героиню и всячески помогали ей побыстрее завершить путешествие. Вместо 75 дней, несмотря на многочисленные задержки, связанные с погодными условиями, Нелли Блай удалось уложиться в 72.

Вернувшись в США, Блай продолжала писать на остросоциальные темы, но у мировой известности была и обратная сторона: чем больше Нелли узнавали на улицах, тем сложнее ей было заниматься журналистскими расследованиями. В 1895 году она вышла замуж за промышленника Роберта Симена, который был старше жены почти на 40 лет, и оставила журналистику. После его смерти в 1904 году она встала во главе его компании, но бизнес был убыточным, и Блай вернулась к журналистике. Она была первой женщиной, освещавшей события с Восточного фронта Первой мировой войны, что стало ее последней значительной работой.

Нелли Блай умерла в 1922 году от воспаления легких в возрасте 57 лет. В 1998 году ее имя вошло в Национальный зал славы женщин США, а в июне 2019 года власти объявили конкурс дизайн-проектов памятника Нелли Блай, который планируется установить на острове Рузвельта 27 мая 2020 года.

Материал был впервые опубликован в издании Правила жизни.