Загадка острова Уайт: история электрической «эпидемии»

На западной оконечности острова Уайт, неподалеку от меловых скал, которые называют Иглы, миловидный молодой человек по имени Гульельмо Маркони установил собственную «иглу», башню высотой с двенадцатиэтажный дом. Эта башня поддерживала антенну первой в мире постоянной радиостанции.

Несколько ранее, в 1890 году, известный̆ врач, директор Лаборатории биофизики Колледж де Франс в Париже, уже начал исследования, основанные на важнейшем вопросе, который не задавал Маркони: как высокочастотное электричество влияет на живые организмы? Жак-Арсен д’Арсонваль, уважаемый деятель и физики, и медицины, сегодня хорошо известен благодаря заметному вкладу в обе эти области. Он разработал сверхчувствительные методы измерения магнитных полей и аппаратуру для измерения выделения тепла и пота животными, улучшил конструкцию микрофона и телефона и создал новое направление физиотерапии — дарсонвализацию, которая до сих пор практикуется в странах бывшего Советского Союза. На Западе она эволюционировала в диатермию — терапевтическое использование радиоволн для выработки тепла в организме. Но дарсонвализация — это медицинское использование маломощных радиоволн без выработки тепла, которое дает эффекты, обнаруженные д’Арсонвалем в начале 1890-х гг.

Сначала он отметил, что электротерапия тех лет не дает единообразных результатов, и задался вопросом: возможно, дело в том, что используемым электроприборам не хватает точности? После этого он разработал индукционную машину, вырабатывающую идеально гладкие синусоидальные волны, «без подергиваний и зубцов», которые не нанесут вреда пациенту. Проверив этот ток на пациентах, он обнаружил, что, как и предсказывалось, в терапевтических дозах ток не причиняет боли, но при этом оказывает мощный физиологический эффект.

«Мы увидели, что очень стабильные синусоидальные волны не стимулируют нервы и мышцы, — писал он. — Тем не менее подача тока заметно изменяет обмен веществ, что доказывается повышенным потреблением кислорода и выработкой значительно больших объемов углекислого газа. Если форма волны меняется, то каждая электрическая волна вызывает сокращение мышц».

Д’Арсонваль уже тогда, 125 лет назад, открыл причину, почему современные технологии, волны которых состоят практически только из «подергиваний и зубцов», вызывают столько болезней.

Затем д’Арсонваль стал экспериментировать с переменными токами высокой частоты. С помощью модифицированного беспроводного аппарата, разработанного несколькими годами ранее Генрихом Герцем, он подвергал людей и животных воздействию токов с частотой от 500 000 до 1 000 000 циклов в секунду — либо посредством прямого контакта, либо косвенно, индуцируя его на расстоянии. Эти частоты были близки к тем, что Маркони вскоре выпустит в эфир с острова Уайт. Температура тела у подопытных не поднялась ни разу. Но во всех случаях значительно снизилось артериальное давление, причем подопытные — по крайней мере, люди — вообще ничего не чувствовали. Д’Арсонваль обнаружил те же самые изменения в потреблении кислорода и выработке углекислого газа, что и при подаче низкочастотных токов. Это стало, по его словам, доказательством, что «токи высокой частоты проникают глубоко в организм».

Эти первые результаты должны были заставить любого, кто экспериментирует с радиоволнами, хорошенько задуматься, прежде чем без разбора заполнять ими весь мир — или, по крайней мере, проявить осторожность. Маркони, однако, не был знаком с работами д’Арсонваля. Изобретатель по большей части был самоучкой, так что даже не представлял себе потенциальной опасности радио и не боялся ее. Соответственно, включая свой новый передатчик на острове, он даже не представлял, что может как-то навредить себе или другим.

Если радиоволны опасны, то уж кто-кто, а Маркони точно должен был от них пострадать. Давайте посмотрим, так ли это.

Уже в 1896 г., после полутора лет экспериментов с радиоаппаратурой на чердаке отцовского дома, ранее совершенно здоровый 22-летний молодой мужчина начал страдать от высокой температуры, которую списывал на стресс. Эта лихорадка периодически возвращалась в течение всей жизни. К 1900 г. его врачи предполагали, что он, возможно, сам того не зная, перенес в детстве острую ревматическую лихорадку. В 1904 г. приступы озноба и жара стали такими тяжелыми, что их стали считать рецидивами малярии. В то время он занимался постройкой постоянной сверхмощной станции трансатлантической радиосвязи между английским Корнуоллом и островом Кейп-Бретон в Новой Шотландии. Поскольку он считал, что для более длинных расстояний требуются более длинные волны, он повесил огромные антенны из проволочной сетки, занимавшие площадь в несколько акров, на многочисленные башни высотой в несколько сотен футов по обе стороны океана.

Шестнадцатого марта 1905 г. Маркони женился на Беатрис О’Брайен. В мае, после медового месяца, они уехали жить в дом на радиостанции в Порт-Морьен на острове Кейп-Бретон, окруженный 28 огромными радиовышками, расставленными тремя концентрическими кругами.

Над домом висели двести антенных проводов, расходящихся от центрального столба, словно спицы огромного зонта окружностью в целую милю.

Вскоре по приезде у Беатрис начало звенеть в ушах.

Через три месяца у нее началась тяжелая желтуха. Когда Маркони увез ее обратно в Англию, они поселились под другой чудовищной антенной, в заливе Полду в Корнуолле. Беатрис была беременна, и, хотя рожать она уехала в Лондон, ее ребенок провел почти все девять месяцев своей внутриутробной жизни под мощной радиоволновой «бомбардировкой»; он прожил всего несколько недель и умер «от неизвестной причины». Примерно в то же самое время и сам Маркони совершенно развалился — с февраля по май 1906 г. он страдал лихорадкой и бредом.

В 1927 г., во время медового месяца со второй женой Марией Кристиной, он почувствовал сильные боли в груди, и у него диагностировали тяжелое заболевание сердца. В 1934–1937 гг., помогая с разработкой микроволновой технологии, он пережил целых девять сердечных приступов; последний из них убил его в возрасте 63 лет.

Его временами пытались предупреждать. Даже после первой публичной демонстрации на равнине Солсбери в 1896 г. зеваки присылали ему письма с описанием различных нервных ощущений, пережитых ими. Его дочь Дегна, много позже перечитывая их во время работы над биографией отца, была особенно поражена письмом одной женщины, «которая написала, что от его волн было щекотно пяткам». Дегна писала, что отец часто получал такие письма. Когда в 1899 г. он построил первую радиостанцию во Франции, в прибрежном городе Вимрё, один человек, живший неподалеку, «ворвался к нему с револьвером», утверждая, что радиоволны вызывают у него острые внутренние боли. Маркони отмахивался от всех подобных сообщений как от фантазий.

Следующее предупреждение было еще более зловещим: английская королева Виктория, находившаяся в своей резиденции на острове Уайт, пережила кровоизлияние в мозг и умерла вечером 22 января 1901 г.; как раз в тот день Маркони испытывал новый, более мощный передатчик в двенадцати милях от резиденции.

Он надеялся на следующий день связаться с Полду, на расстоянии 300 километров — вдвое дальше, чем все известные до этого радиопередачи, — и у него это получилось. 23 января он отправил телеграмму своему кузену Генри Джеймсону Дэвису: «Полный успех. Держите информацию при себе. Уильям».

А за этим последовали пчелы.

В 1901 г. на острове Уайт уже стояли две радиостанции. Первую, построенную самим Маркони, перенесли в Нитон на юге острова, к маяку Святой Екатерины; второй была Калверская сигнальная станция береговой охраны на восточном склоне холма Калвер-Даун. К 1904 г. к ним добавились еще две. По данным статьи, опубликованной в том же году Юджином Лайлом в журнале World’s Work, на маленьком островке работали четыре станции Маркони, поддерживая связь со все большим количеством проходивших через Ла-Манш военных и коммерческих судов многих стран. В то время на острове Уайт была самая высокая концентрация радиосигналов в мире.

В 1906 г. Ллойдовская сигнальная станция, расположенная в полумиле к востоку от маяка Святой Екатерины, тоже установила беспроводное оборудование. К тому времени ситуация с пчелами стала настолько тяжелой, что комиссия по сельскому хозяйству и рыболовству отправила биолога Огастеса Иммса из кембриджского Колледжа Христа провести расследование.

«Нередко приходилось видеть, как они ползут вверх по травинкам или стойкам улья и там и остаются, пока не падают на землю от усталости, после чего умирают», — писал он. С материка завезли рои здоровых пчел, но все оказалось бесполезно: уже через неделю новые пчелы начали умирать тысячами.

В последующие годы «болезнь острова Уайт», подобно чуме, распространилась по Великобритании, а потом и по остальному миру: вымирание пчел отмечалось в разных регионах Австралии, Канады, США и Южной Африки. О болезни также сообщали в Италии, Бразилии, Франции, Швейцарии и Германии. В течение многих лет причиной болезни называли то одного, то другого клеща-паразита, но в 1950-х гг. шотландский исследователь болезней пчел опроверг эти теории и назвал даже саму болезнь своеобразным мифом. Да, пчелы умерли, писал он, но не от заразной болезни.

Со временем болезнь острова Уайт поражала все меньше и меньше пчел: насекомые, судя по всему, адаптировались к изменениям в окружающей среде. Те места, которые пострадали первыми, восстановились тоже первыми.

А затем, в 1917 г., когда пчелы на самом острове Уайт, казалось, наконец-то восстановили прежнее здоровье, произошло событие, которое изменило электрическую среду для всего остального мира. Правительство Соединенных Штатов Америки потратило миллионы долларов на программу экстренного оснащения армии, флота и ВВС самыми современными средствами связи.

И первое предупреждение снова дали нам пчелы.

«Мистер Чарльз Шилке из Морганвиля, графство Монмут, пчеловод со значительным опытом, управляющий более чем 300 пасеками, сообщил о массовой гибели пчел в ульях на одной из пасек возле Брейдвельта», — писали в одном из репортажей в августе 1918 г. «Тысячи мертвых пчел лежали на земле, а тысячи умирающих ползали близ улья, собираясь группами на кусочках дерева, камнях и в углублениях почвы. Почти все пораженные пчелы были молодыми рабочими особями, примерно того возраста, когда они впервые вылетают трудиться в поле, но находились и более старшие пчелы всех возрастов. Никаких ненормальных условий в улье не наблюдалось».

Эта вспышка случилась в Морганвиле, Фригольде, Милхерсте и близлежащих районах Нью-Джерси, всего в нескольких милях к морю от одной из самых мощных радиостанций на планете — в Нью-Брансуике, которой стало пользоваться правительство США для военных нужд. В феврале того года на станции был установлен 50 000-ваттный альтернатор Александерсона в дополнение к менее эффективному 350 000-ваттному искровому передатчику. Оба они питали антенну длиной в целую милю, состоящую из 32 параллельных проводов, которые поддерживались 12 стальными башнями высотой 400 футов. Антенна передавала через океан военные сообщения для командующих европейским фронтом.

Радио по-настоящему повзрослело в Первую мировую войну. Тогда еще не было ни спутников, ни коротковолновых передатчиков для связи на больших расстояниях. Электронные лампы еще не были доведены до ума. Транзисторы появились лишь через несколько десятилетий.

Через эти антенны можно было передавать сообщения азбукой Морзе, но не голосом. Качество связи было очень капризным и ненадежным.

Лишь немногие сверхдержавы успели установить заморскую связь со своими колониями, прежде чем в 1914 г. грянула война. В Великобритании стояли две сверхмощные радиостанции, но радиосвязи с колониями у нее не было. Первая колониальная радиостанция лишь строилась в Каире. Во Франции была одна мощная радиостанция на Эйфелевой башне, еще одна — в Лионе, но с заморскими колониями тоже связи не было. Бельгия установила мощную станцию в своей колонии в Конго, но взорвала радиостанцию в Брюсселе, когда началась война. У Италии была мощная станция в Эритрее, а у Португалии — одна в Мозамбике и одна в Анголе. У Норвегии, Японии и России было лишь по одной сверхмощной радиостанции. Только Германия сумела добиться большого прогресса в строительстве «Имперской цепи», но через несколько месяцев после объявления войны все их заморские радиостанции — на острове Яп, в Того, Дар-эс-Саламе, Самоа, Науру, Новой Померании, Камеруне, Цзяо-Чжоу и Германской Восточной Африке — были уничтожены.

Иными словами, радиосвязь еще пребывала в младенчестве и едва научилась ползать, а попыткам ходить помешало начало Первой мировой войны. В 1915 и 1916 гг. Великобритании удалось установить 13 дальнобойных радиостанций в разных уголках мира, чтобы поддерживать связь с флотом.

Когда в 1917 г. в войну вступили США, обстановка очень резко изменилась. У американского флота уже был огромный передатчик в Арлингтоне, штат Вирджиния, и еще один в Дарьене, в зоне Панамского канала. Третий, в Сан-Диего, заработал в мае 1917 г., четвертый, в Перл-Харборе, — 1 октября того же года, а пятый, в Кавите (Филиппины), — 19 декабря. Кроме того, флот США получил в собственность и улучшил частные и зарубежные станции в Лентсе (Орегон), Южном Сан-Франциско (Калифорния), Болинасе (Калифорния), Кахуку (Гавайи), Хеэйе (Гавайи), Сэйвиле (Лонг-Айленд), Такертоне (Нью-Джерси) и Нью-Брансуике (Нью-Джерси). К концу 1917 г. 13 американских радиостанций пересылали сообщения через два океана.

Еще пятьдесят средних и мощных радиостанций построили на берегах США, чтобы поддерживать связь с судами. Для экипировки кораблей флот США произвел более 10 000 передатчиков малой, средней и большой мощности. В начале 1918 г. флотские курсы радиооператоров еженедельно оканчивали более 400 человек. В течение года, с 6 апреля 1917 г. по начало 1918 г., флот США построил крупнейшую в мире сеть радиостанций.

Американские передатчики оказались намного эффективнее тех, что использовались ранее. Когда в 1913 г. в Арлингтоне установили 30-киловаттный дуговой передатчик Поульсена, он оказался настолько эффективнее 100-киловаттного искрового передатчика, что руководство флота США решило полностью перейти на него и стало заказывать дуговые передатчики все большей мощности. В Дарьене они установили 100-киловаттный передатчик Поульсена, в Сан-Диего — 250-киловаттный, в Перл-Харборе и Кавите — 350-киловаттный. В 1917 г. 30-киловаттные передатчики стали устанавливать на кораблях — они были гораздо мощнее, чем на большинстве кораблей других стран.

Тем не менее дуга Поульсена все равно по принципу действия оставалась искровым передатчиком, с той разницей, что электричество по ней шло постоянно, а не всплесками. Она все так же засоряла эфир ненужными гармониками, плохо передавала голоса и была недостаточно надежной для постоянного сообщения и днем, и ночью. Так что во флоте США решили попробовать в действии первый высокоскоростной альтернатор, полученный «в наследство» вместе с радиостанцией в Нью-Брансуике. В альтернаторах вообще не было разрядников. Словно отличные музыкальные инструменты, они вырабатывали чистые непрерывные волны, которые можно было тонко настроить и модулировать для получения кристально чистого голосового или телеграфного сообщения. Эрнст Александерсон, изобретатель альтернатора, сконструировал также и антенну, которая повышала эффективность излучения в семь раз. При сравнении с 350-киловаттным искровым передатчиком на той же станции оказалось, что 50-киловаттный альтернатор передает сигнал на большее расстояние. Так что в феврале 1918 г. во флоте США начали использовать альтернатор, чтобы поддерживать постоянную связь с Италией и Францией.

В июле 1918 г. к системе в Сэйвиле добавили еще одну 200-киловаттную дугу. В сентябре 1918 г. на новой флотской радиостанции в Аннаполисе (Мэриленд) установили новую 500-киловаттную дугу. Тем временем американский флот заказал еще один, более мощный альтернатор в Нью-Брансуик, на 200 киловатт. Установили его в июне, а на полную мощность вывели к сентябрю. Нью-Брансуик тут же превратился в самую мощную радиостанцию в мире, превзойдя флагманскую немецкую станцию в Науэне; то была первая станция, которая могла четко, постоянно и надежно передавать и голосовые, и телеграфные сообщения через Атлантический океан. Ее сигналы были слышны во многих регионах Земли.

Именно в эти месяцы родилась болезнь, которую окрестили испанским гриппом. На самом деле она появилась не в Испании. Однако она действительно убила десятки миллионов людей по всему миру, а в сентябре 1918 г. «испанка» вдруг стала намного более смертоносной. По некоторым оценкам, пандемия поразила более полумиллиарда человек, или треть населения мира. Даже «Черная смерть» в XIV в. не убила столько людей за такое короткое время. Неудивительно, что все так боятся ее возвращения.

Несколько лет назад ученые откопали на Аляске четыре тела, которые пролежали в вечной мерзлоте с 1918 г., и обнаружили в легочной ткани одного из них РНК вируса гриппа. То был тот самый чудовищный микроорганизм, который якобы убил столь многих людей в расцвете сил, микроорганизм, который так напоминает вирус свиного гриппа, за которым мы должны всегда внимательно следить, иначе он снова уничтожит весь мир.

На самом деле «испанка», похоже, появилась в США в начале 1918 г. и распространилась по миру на кораблях американского флота — именно на кораблях, в портах и на флотских радиостанциях отмечались первые случаи. Самая первая ранняя вспышка, поразившая около 400 человек, случилась в феврале во флотской радиошколе в Кембридже, штат Массачусетс. В марте грипп распространился по армейским лагерям, где Сигнальный корпус обучали обращению с беспроводной связью: 1127 человек заболели гриппом в Кэмп-Фанстоне (Канзас), а еще 2900 — в лагерях Оглторпа (Джорджия). В конце марта и в апреле болезнь разошлась среди гражданского населения, а потом и по всему миру.

Поначалу болезнь была довольно мягкой, но в сентябре начался взрывной рост смертности, причем одновременно по всему миру. Волны смертей с огромной скоростью проносились по всемирному океану человечества снова и снова, пока их сила наконец не пошла на убыль три года спустя.

Жертвы болезни иногда снова и снова заболевали в течение нескольких месяцев. Больше всего озадачивало врачей кровотечение. 10–15% больных гриппом в частной практике и до 40% моряков на флоте страдали от носовых кровотечений; врачи иногда писали, что кровь буквально «хлестала» из ноздрей. У других кровь шла из ноздрей, ушей, кожи, желудка, кишечника, матки или почек, а самой распространенной и быстрой причиной смерти было легочное кровотечение: больные гриппом, по сути, тонули в собственной крови. Вскрытия показывали, что по крайней мере треть смертельных случаев сопровождалась кровоизлиянием в мозг, иногда пациенты выздоравливали от респираторных симптомов, а потом умирали от инсульта.

«Регулярность, с которой возникали эти разнообразные кровотечения, говорила о том, что могла меняться сама кровь», — писали доктора Артур Эрскин и Б. Л. Найт из Сидар-Рапидс (Айова) в конце 1918 г. Они взяли анализы крови у большого количества пациентов с гриппом и пневмонией. «Во всех случаях, без единого исключения, — писали они, — свертываемость крови была нарушена: время, необходимое для свертывания крови, превышало нормальное на две с половиной — восемь минут. Анализ крови брали как на второй день инфекции, так и на двадцатый день после выздоровления от пневмонии, но результат был одинаков... Несколько местных врачей также проверяли кровь своих пациентов, и, хотя наши данные в нынешний момент очевидно неполны, мы пока еще не получили ни одного сообщения о случае, где свертываемость крови не была бы замедлена».

Это не сходится с действием ни одного респираторного вируса, но вот подобное действие электричества известно еще с тех пор, как Герхард в 1779 г. провел первый эксперимент с человеческой кровью. Это сходится с известными данными о том, как радиоволны влияют на свертываемость крови. Эрскин и Найт спасали своих пациентов, не сражаясь с инфекцией, а давая им большие дозы лактата кальция, чтобы повысить свертываемость крови.

Еще один потрясающий факт, который выглядит бессмысленным, если эта пандемия была инфекционной, но вполне понятным, если она была вызвана радиоволнами, — тот, что эта болезнь, в отличие от большинства других заболеваний, убивала в основном здоровых, крепких молодых людей в возрасте 18–40 лет — как и во время предыдущей, немного менее жестокой пандемии 1889 г.

Этот диапазон, как мы уже видели в пятой главе, совпадает с возрастным диапазоном неврастении, хронической формы электрической болезни. Две трети умерших от «испанки» были именно этого возраста. Пожилые пациенты были редкостью. Один швейцарский врач писал, что «не видел ни одного случая у младенцев и ни одного тяжелого случая у людей старше 50 лет», но зато «у одного крепкого молодого человека первые симптомы проявились в 4 часа пополудни, а к 10 утра следующего дня он уже умер». Репортер из Парижа вообще утверждал, что «заболевают только люди в возрасте от 15 до 40 лет».

Прогноз был значительно лучше, если вы находились в плохом физическом состоянии. Если вы страдали от недоедания, инвалидности, анемии и туберкулеза, то с куда меньшей вероятностью могли заразиться гриппом, а если все же заражались, то с меньшей вероятностью умирали. Это наблюдение было настолько распространено, что доктор Д. Б. Армстронг даже написал для Boston Medical and Surgical Journal статью с провокационным названием «Influenza: Is it a Hazard to Be Healthy?» («Грипп: быть здоровым вредно?») Врачи всерьез рассуждали, не подписывают ли своим пациентам смертный приговор, советуя им поддерживать хорошую форму!

Была и другая странность, которая заставляла врачей недоумевать: в большинстве случаев после того, как температура пациентов вернулась в норму, их пульс снижался до уровня меньше 60 ударов в минуту и оставался таким несколько дней. В более серьезных случаях пульс снижался до 36–48 ударов в минуту — признак нарушения сердечной проводимости. Это тоже весьма загадочное явление для респираторного вируса, но будет выглядеть вполне понятным, когда мы узнаем о радиоволновой болезни.

Кроме того, у пациентов часто начинали выпадать волосы через два-три месяца после выздоровления от гриппа. По словам Сэмюэла Эйреса, дерматолога из Массачусетского главного госпиталя в Бостоне, такое случалось едва ли не ежедневно, причем чаще всего от этого страдали молодые женщины. Это тоже явно не самое ожидаемое последствие респираторного вируса, но зато выпадение волос часто фиксируется после воздействия радиоволн.

Еще одно загадочное наблюдение: очень немногие пациенты в 1918 г. страдали от боли в горле, выделений из носа или других первоначальных респираторных симптомов. А вот неврологические симптомы, как и во время пандемии 1889 г., были широко распространены даже в случаях легкого течения болезни. Они бывали самыми разными: от бессонницы, ступора, притупленности чувств, необычного обострения чувств, покалывания, чесотки и нарушений слуха до частичного паралича нёба, век, глаз и многих других мышц. Знаменитый Карл Меннингер сообщал о ста случаях психоза, вызванного гриппом, в том числе 35 случаях шизофрении, в течение трехмесячного периода наблюдений.

Хотя эта болезнь почти повсеместно считалась инфекционной, ни ношение масок, ни карантины, ни изоляция не помогали. Даже в отрезанной от мира Исландии грипп распространился повсюду, несмотря на то что больных помещали на карантин.

Болезнь распространялась невозможно быстро. «Нет никакой причины предполагать, что она перемещалась быстрее, чем мог путешествовать человек, но, похоже, именно так и было», — писал доктор Джордж Сопер, майор армии США.

Но самыми показательными стали многочисленные героические попытки доказать инфекционную природу заболевания с помощью добровольцев. Все эти попытки, предпринятые в ноябре и декабре 1918 г., феврале и марте 1919 г., провалились. Одна команда медиков в Бостоне, работавшая на Службу здравоохранения США, попыталась заразить сто здоровых добровольцев возрастом от 18 до 25 лет.

В другом эксперименте, с новыми добровольцами и донорами, от солевого раствора отказались; с помощью ватных палочек материал пересаживали непосредственно из носа в нос и из горла в горло, используя доноров в первый, второй и третий день болезни. «Никто из добровольцев, получивших материал путем непосредственной пересадки от больных, не заболел... Все добровольцы получили по крайней мере две, а некоторые даже три "прививки", как они это назвали».

В следующем эксперименте 20 см3 крови каждого из пяти больных доноров были перемешаны между собой и затем введены всем добровольцам. «Никто из них не заболел».

«Затем мы собрали множество материала со слизистых оболочек верхних дыхательных путей и пропустили его через фильтры Мандлера. Этот фильтрат был введен десяти добровольцам, каждый из которых получил 3,5 см3 подкожно, но никто из них не заболел».

Затем была проведена еще одна попытка передать болезнь «естественным путем» с помощью новых добровольцев и доноров: «Добровольца подводили к постели пациента и представляли ему. Он садился рядом с постелью. Они пожимали руки, затем, согласно инструктажу, он подсаживался к больному насколько можно близко, и они говорили в течение пяти минут. Затем, через пять минут, пациент сильно, насколько мог, выдыхал, а доброволец, наклонившись практически нос к носу (согласно инструкции, между ними было около двух дюймов), в то же время глубоко вдыхал... После того, как это было проделано пять раз, пациент затем пять раз кашлял прямо в лицо добровольцу... [Затем] доброволец переходил к другому выбранному нами пациенту и повторял процедуру, и так далее, пока не контактировал с десятью разными больными гриппом на разных стадиях заболевания, в основном — ранних, не раньше трех дней после проявления симптомов... Никто из них не заболел.

Когда эпидемия началась, мы считали, что знаем причину заболевания, и были совершенно уверены, что знаем, как именно оно передается от человека к человеку. Возможно, — заключил доктор Милтон Розенау, — если мы что-то из этого и узнали, так это то, что на самом деле далеко не уверены в своих познаниях о болезни».

Предыдущие попытки продемонстрировать заразность среди лошадей закончились таким же оглушительным провалом. Здоровых лошадей держали в тесном контакте с больными в течение всех стадий заболевания. На морды лошадей, у которых были выделения из носа и высокая температура, вешали сумки. Из этих сумок затем кормили других лошадей, но те упрямо оставались здоровыми. После этой и других попыток подполковник Герберт Уоткинс-Питчфорд из Ветеринарного корпуса Британской армии написал в июле 1917 г., что не смог найти никаких доказательств того, что грипп вообще каким-либо образом распространяется от одной лошади к другой.

Две другие пандемии гриппа XX в., в 1957 и 1968 гг., тоже были связаны с вехами в электротехнике, и главную роль снова сыграли Соединенные Штаты.

В 1950-х гг. США построили множество радаров — эти устройства были впервые использованы во Вторую мировую войну, — чтобы окружить себя тройным слоем защиты, который предупредит страну о любой ядерной атаке. Первым, самым маленьким барьером стали 39 станций линии Пайнтри, которые несли службу от южных берегов Канады и Новой Шотландии вплоть до Баффиновой земли. Эта линия, законченная в 1954 г., стала «корнями» для огромного наблюдательного дерева, которое выросло в 1956–1958 гг. Его ветви распространились по средним и высоким широтам Канады, заглянули на Аляску и спустились к Атлантическому и Тихому океанам, чтобы прикрыть США с востока, запада и севера. Сотни радарных куполов, похожих на мячики для гольфа размером со здание, протянулись по Канаде от океана до океана и от американской границы до Арктики.

Среднеканадская линия длиной 2700 миль, от Хоупдейла (Лабрадор) до Доусон-Крика (Британская Колумбия), состояла из 98 мощных допплеровских радаров, расположенных в 30 милях друг от друга и примерно к 300 милях к северу от линии Пайнтри. Строительство первой станции началось 1 октября 1956 г., а торжественное открытие всей линии состоялось 1 января 1958 г.

58 станций линии «Дью», или дальнего радиолокационного обнаружения, несли морозную вахту вдоль 69-й параллели, в 200 милях севернее Северного полярного круга — от Баффиновой земли до Северо-Западных территорий и Аляски. На каждой главной станции (всего их было 33) были установлены два импульсных передатчика: один управлял точным узколучевым отслеживанием, другой — широким лучом для общего наблюдения. Пиковая мощность каждого луча составляла 500 киловатт, так что общая мощность каждой станции составляла миллион ватт. Они работали на частотах от 1220 до 1350 МГц. На остальных 25 второстепенных станциях стояли допплеровские радары мощностью 1 киловатт и частотой 500 МГц. Строительство началось в 1955 г., а открытие состоялось 31 июля 1957 г.

Линия «Дью» уходила в Атлантический и Тихий океаны — ее продолжали линейки кораблей американского флота (четыре в Атлантическом океане и пять в Тихом), которые защищали самолеты Lockheed, курсировавшие 12- или 14-часовыми сменами на высоте от 1 до 2 километров. Радарные корабли и самолеты Атлантического барьера базировались в Мэриленде и на Ньюфаундленде и патрулировали воды вплоть до Азорских островов. Тестирование Атлантического барьера началось 1 июля 1956 г., а полностью его ввели в действие год спустя. Тихоокеанский барьер базировался на Гавайях и острове Мидуэй; он сканировал океан у западных берегов Северной Америки и патрулировал воды от Мидуэя до острова Кадьяк. Первые два корабля пришли в Перл-Харбор в 1956 г., а полностью Тихоокеанский барьер ввели в действие 1 июля 1958 г.

Кроме того, примерно в 100 милях от Атлантического побережья США были установлены три «Техасские башни», экипированные дальнобойными радарами и прикрепленные к океанскому дну. Первая из них, в 110 милях к востоку от Кейп-Кода, заработала в декабре 1955 г., а третья, в 84 милях к юго-востоку от залива Нью-Йорк, была введена в действие в начале лета 1957г.

Наконец, все 195 радаров, накрывших территорию Канады, должны были посылать разведданные из отдаленных уголков страны, так что на каждом из них были установлены еще и мощные радиопередатчики, обычно работавшие в микроволновом спектре от 600 до 1000 МГц и мощностью передачи до 40 киловатт. Они использовали технологию так называемой тропосферной радиосвязи. Огромные антенны, напоминавшие формой изогнутые рекламные щиты, направляли свой сигнал за горизонт, чтобы он отразился от частиц нижних слоев атмосферы в десяти километрах над землей, а потом добрался до приемника, расположенного в сотнях миль от него.

В то же время на Аляске была установлена еще одна сеть подобных антенн, система связи «Белая Алиса». Первые антенны вошли в строй 12 ноября 1956 г., а окончательый запуск состоялся 26 марта 1958 г.

Через десять лет Соединенные Штаты запустили первый в мире флот военных спутников на орбите высотой около 18 000 морских миль, прямо в самом сердце радиационного пояса Ван Аллена. Первоначальная система оборонной спутниковой связи (Initial Defense Communication Satellite Program, IDCSP) была введена в действие после того, как последние из ее 28 спутников были запущены 13 июня 1968 г.

Хотя к тому времени в космосе уже летали несколько спутников, в 1960-х гг. их запускали по одному, и к началу 1968 г. на орбите Земли было всего 13 работающих спутников. IDCSP не только одним махом увеличила их количество более чем втрое, но и разместила их посреди самого уязвимого слоя магнитосферы Земли.

Во всех этих случаях — в 1889, 1918, 1957 и 1968 гг. — электрическая оболочка Земли, которая будет описана в следующей главе и к которой все мы прикреплены невидимыми нитями, была неожиданным и сильнейшим образом нарушена. Те, у кого эта привязанность была самой сильной, чьи корни были самыми крепкими, чьи ритмы жизни были наиболее приближены к привычным пульсациям нашей планеты — иными словами, энергичные, здоровые молодые люди и беременные, — больше всех страдали и умирали. Словно оркестр, чей дирижер вдруг сошел с ума, их органы, живые инструменты, больше не знали, как нужно играть.

Отрывок из книги Артура Фёрстенберга «Мир под напряжением. История электричества: опасности для здоровья, о которых мы ничего не знали».

Материал подготовлен издательством БОМБОРА