Ради игры: как Хьюнко Ли имитирует науку

О корейском художнике Хьюнко Ли «ПМ» уже писала. Тогда наше внимание привлекли его скелеты диснеевских персонажей – кролика Багза Банни, Дональда Дака, Микки Мауса и кота Тома. Ли отсматривал с детства любимые мультики и прикидывал, где могут располагаться суставы, а где кости должны быть особо крепкими, чтобы выдерживать все мультипликационные неприятности. Так клюв Дональда Дака превратился в цельную кость, хотя у настоящих птиц он скорее сродни ногтям и волосам. Но только так Дональд и другие мультяшные утки могли бы устраивать такие разрушения на экране.

Однако творчество Ли гораздо шире серии Animatus с мультяшными скелетами. Больше всего он любит играть в ученого, подражать научному методу: «Мои научные опыты – подделка, но я подхожу к ним со всем тщанием; я не специалист в заявленных областях, но мне все это очень любопытно. Когда мои дурашливые эксперименты наконец оживают, они дают совершенно непредсказуемый результат, и в этот момент я получаю огромное удовольствие».

Имитацией научной деятельности Ли занимается в мастерской-лаборатории. В 2004-м он даже сделал ее частью выставки: стеллажи с инструментами и «артефактами», одновременно музей и рабочее место. Это, пожалуй, одна из самых убедительных попыток Ли сыграть в науку. Тут задействованы многие человеческие страсти: и любовь к коллекционированию, и удовлетворение любопытства, и просто радость от рассматривания красивых вещей. В выдвижных ящиках разложены то по размеру, то в «анатомическом» порядке те самые «кости» мультипликационных зверей. Как и в реальной лаборатории палеонтолога, археолога или любого ученого, имеющего дело с систематикой физических объектов, все косточки помечены шифрами, которые, хочется верить, расшифрованы где-то в каталоге. Свой подход к искусству Ли сравнивает с подходом другого Ли – Страсберга, создателя актерского метода, на котором выросло не одно поколение голливудских актеров. Как и актер – приверженец метода, Ли погружается в роль исследователя и позволяет своему увлечению чем угодно (анатомией, физикой или другими науками) прорасти и дать плоды. Так проходит время, Хьюнко Ли выходит из образа, а персонаж, оказывается, за это время создал инсталляцию (скульптуру, рисунок), они уже готовы и едут на выставку.

Роль ученого не единственная, которую Ли примерял. Однажды он сыграл даже лошадь, пытаясь представить, как выглядит мир с точки зрения коня, когда глаза находятся в двух метрах от земли, ноги заканчиваются твердыми копытами, а сзади – хвост. Получился странный экспонат – голенастая конструкция вроде ходуль, с натуральным лошадиным хвостом. Посетителям выставок предлагалось посмотреть на превращение художника или попробовать стать лошадью самим.

В интервью Ли рассказывает, что увлечение традиционной для современного искусства темой имитации опыта и смены перспективы у него сохранилось со времен учебы в Йеле. Молодой Ли приехал в Коннектикут в конце 1990-х – учиться, хотя за плечами у него уже было художественное отделение сеульского университета Хоник. Азиат среди белого населения, он чувствовал себя другим, и в первую очередь маленьким: «Однажды в автобусе я загляделся на руки людей, которые держались за поручни: все они были куда крупнее моих». С тех пор добрая часть его арт-объектов представляет собой попытки или изменить себя (шлемы с линзами, увеличивающие голову или число глаз), или втиснуться в чужую шкуру, будь то в «большого» европейца или коня.

В своих работах Ли опять вернулся к роли ученого, но в обновленной эстетике. Вместо узнаваемых скелетов Дональда Дака и Багза Банни художник создал несколько инсталляций, в которых очертания костей едва угадываются, а судить об облике существа, которому они принадлежали, и вовсе не приходится. В инсталляциях X и Kiamkoysek масштаб увеличен, а «останки» сильно фрагментированы – как будто они были изъедены водой, ветром и разрушены временем, а теперь аккуратно собраны и с помощью хитрой системы тросов, замков и кронштейнов размещены в таком порядке, в котором были при жизни загадочного существа. За этим собранным пазлом, в котором утерянных фрагментов больше, чем наличествующих, угадывается (конечно, вымышленная) работа ума – реконструкция, моделирование. Элементы крепежа размечают пространство, задают систему координат и помогают ощутить материальность объекта, который мог бы это пространство занимать. Там, где кость условного животного заканчивается, разноцветные булавки и веревочки напоминают о том, куда она могла бы продолжиться.

В реальности реконструкторы облика доисторических животных тоже имеют дело с сильно фрагментированными останками. Полный скелет динозавра в музее скорее всего собран из нескольких, а недостающие части заменены пластиковыми имитациями. Инсталляции Ли напоминают сырой материал, с которым имеют дело палеонтологи. Это позволяет воображению зрителя поработать так же, как воображение ученого. И так же, как палеонтологи, зрители порой попадают в тупик, не видя способа продолжить нелогичную конструкцию. Похоже, что фрагменты не просто застыли в пространстве, а разлетелись под действием некой силы, – и внимательный анализ подскажет, что сила исходила из самих фрагментов. На этом этапе реконструкция формы, по замыслу художника, должна превратиться в реконструкцию события.

Реконструкции условны, и мы никогда точно не знаем, чем следует заполнить пустующие участки пространства. Но если перестать биться над задачей, отойти на пару шагов и посмотреть на то, что вышло, можно заметить, что это красиво само по себе – по крайней мере то, что получилось у Хьюнко Ли.