Дмитрий Морозов: российский мастер, рисующий звуком

Все началось с обычной футурологии. Еще школьником Дмитрий услышал радиопередачу «Модель для сборки» — программу, неспроста получившую настоящий культовый статус. Было это в 2000 году, ведущий зачитывал «Футурологический конгресс» Станислава Лема под аккомпанемент мягкой электронной музыки. В этот момент будущего художника словно ударило большой и теплой молнией: «С тех пор я занялся электронной музыкой, стал любить фантастику», — вспоминает он. И хотя сегодня научно-фантастические романы уже не в такой чести, сама она никуда не делась, преобразившись в новую моду последних лет, футурологию.

Дмитрий считает, что раз уж столь многое из описанного Лемом и его последователями сбылось, то и к современным футурологам стоит прислушаться со всей серьезностью. Технологическая сингулярность и права роботов, усовершенствование тела и развитие нейроинтерфейсов — из этих смелых, но нечетких линий проступают картины жизни в ближайшем (и не очень) будущем. Но вот искусство обычно выпадает из рассуждений футурологов. Это поле остается свободным, и на нем пробует свои силы медиахудожник, прислушиваясь уже не к чужим прогнозам, а к логике звучания самих вещей.

Магнитофонная пленка с аудиодорожкой «Футурологического конгресса» вытягивается в перекрещивающиеся линии дорог, по которым ползает робот-машинка. Пара магнитных головок на ее днище считывает звук, который тут же воспроизводится через динамик. Микроконтроллер Arduino Uno управляет парой электромоторов. Зритель волен сам контролировать движение машинки с помощью джойстика, переезжая с одной истории о будущем на другую, в строгой очередности или в полном беспорядке, из которого так часто рождается нечто красивое.

Но эта «магнитофонная» инсталляция PZR-10 появилась намного позже. Прежде Дмитрий закончил РГГУ и стал активно пробовать свои силы в электронной музыке с ее множеством странных инструментов и «примочек». Подыскивая подходящие, он купил гитарную педаль, перепаянную владельцем так грубо, что она уже вовсе не нуждалась ни в какой электрогитаре, издавая ни на что не похожие звуки сама по себе. По словам продавца, это получилось совершенно случайно, после нескольких сделанных наугад «доработок» паяльником. «Меня тогда это дико вдохновило», — признается Дмитрий.

Так же, наугад, начал действовать и он, перебирая дешевые китайские игрушки, переделывая встроенные в них звуковые модули, стараясь добиться такого странного звука, какого еще не звучало нигде. Постепенно к таким поделкам присоединялись приборы и устройства все более сложные, и у каждого — даже никак не приспособленного к тому, чтобы издавать звуки — обнаруживалась скрытая музыка. Соединяясь друг с другом в электронно-механические химеры, музыкальные инструменты Дмитрия Морозова звучат действительно странно, создавая музыку почти из ничего. Из мозговых волн слушателя или татуировки на руке художника, из неровностей минерала или телодвижений, из данных сейсмического мониторинга или количества частиц фоновой радиации. Его инструменты звучат достаточно необычно для того, чтобы появляться в записях таких известных исполнителей, как Aphex Twin и Кози Фанни Тутти из Throbbing Gristle. Они реагируют на случайный информационный шум, на флуктуации, на ошибки, оставляя возможность самому слушателю (или зрителю) выловить гармонию в этом непрерывном потоке. «Электронный нос» Digioxide Дмитрий оснастил химическими датчиками, которые чутко улавливают различные загрязнения в московском воздухе. Компьютер обрабатывает эти данные, превращая «химический отпечаток» атмосферы в набор цветных пятен, абстрактную картину, которая выводится на мобильный принтер; отпечаток оказывается тем ярче и полнее, чем грязнее воздух вокруг. Так, разобрав по нотам любое серое явление, «взломав» любой обычный предмет, можно найти в нем и цвет, и музыку.

Основоположником звукового электронного кинетического искусства считается американец Рид Газала. Но в самом соединении движения и света, звука и электричества у российских художников настоящий приоритет, берущий начало еще от авангарда. В 2015 году Дмитрию удалось «подключиться» к этому истоку, сотрудничая с известным казанским НИИ Экспериментальной эстетики «Прометей», само название которого напоминает об экспериментальной музыкальной поэме Александра Скрябина, написанной еще в 1911 году. Опыты Скрябина, Кандинского и Льва Термена нашли продолжение в концепции «звукового хакерства», которую развивает художник сегодня. «Это намеренная ломка, переосмысление предмета культурного потребления, — пояснил Дмитрий в одном из интервью. — То, что люди обычно выбрасывают после использования, то, что пришло со временем в негодность... становится источником чего-то нового».

Последний ключ к идеям Морозова дает проект Silence Lies, реализованный для фестиваля «Архстояние». По всей выставочной территории были скрыты радиопередатчики, работавшие на частоте 99 МГц. Настроившись на нее и гуляя по выставке, слушатели могли получать то здесь, то там неожиданные аудиопослания, как бы вскрывающие еще один «подслой звука», невидимо существующий вокруг нас. «Очевидно существующий, — подчеркивает художник, — но явный лишь для того, кто желает с ним встретиться».

Во времена победившей футурологии, когда традиционная живопись и музыка становятся все менее интересными, искусство стремится к этим невидимым слоям, скрытым и за картинами прошлого, и за обыденным миром, окружающим нас. Словно и они — проявление чего-то куда большего и всеобъемлющего, чем сами вещи и само искусство.