Константин Ситников «Девица, встань!»
— Вон он, вижу! Вижу! В белой одежде! Послышался легкий стук, как будто кто-то спрыгнул со стены во двор. Чья-то ладонь хлопнула Миху по плечу.
— А вот и я. Заждался, небось?
— Где ты бродишь? — накинулся на него Миха. — Я тут с ума схожу. — Он нетерпеливо шарил под деревом рукой.
— Да не волнуйся ты, успеем. — Калев сунул ему слепецкую палку. — Ну что, готов?
Они вышли на улицу.
Шум толпы усилился. И вдруг разрозненные крики слились в один — люди на крышах принялись скандировать:
— Це-ли-тель! Рав-ву-ни! У-чи-тель! Рав-ву-ни!
Навстречу бежали мальчишки. Один нечаянно толкнул Миху, едва не выбив у него из рук палку.
Толпа надвинулась на них.
— Ну, теперь держись, — предупредил Калев и принялся работать локтями, проталкиваясь вперед.
— Це-ли-тель! Рав-ву-ни! — скандировали вокруг. — У-чи-тель! Рав-ву-ни!
И вот они в самом сердце толпы. Михе казалось, он попал в водоворот. Его куда-то влекло, тащило, швыряло, кто-то наступил на ногу, кто-то пребольно ткнул в бок. Калева оттеснили в сторону, палку вырвали из рук. В голове все смешалось от шума и пронзительных криков, Миха уже не понимал, кто он и что здесь делает. Без палки и поводыря он был совершенно беспомощен в обезумевшей толпе. Он цеплялся за спешивших мимо людей, но они равнодушно, а то и с брезгливой злобой сбрасывали его руки с себя. Отчаяние охватило его. Сейчас его собьют с ног, втопчут в пыль, смешают с прахом...
И вдруг все кончилось, толпа схлынула, звуки смолкли. Вокруг Михи образовалась пустота. Он не понимал, что случилось. Может быть, он прошел толпу насквозь и остался один на улице? Так и не встретившись с тем единственным, кто мог помочь ему. Живой — но без надежды на исцеление...
При этой мысли накатила такая тоска, что он подумал: лучше погибнуть под ногами бездушной толпы, чем вот так остаться стоять в пустоте, без всякой надежды.
Кто-то мягко коснулся его руки. Ласковый голос сказал:
— Идем со мной.
— Кто ты? — спросил Миха.
В его душе не было страха, только удивление.
— Я тот, кого ты ждал. Идем со мной, не бойся. — Его дружески взяли за руку. — Идем, и я помогу тебе.
И они пошли по пыльной улице.
— А где все? — спросил Миха. — Почему я их не слышу?
— Они на месте, — сказал голос. — Я сделал так, что время для них остановилось. Они и моргнуть не успеют, как мы вернемся. Они даже не заметят нашего отсутствия.
— Куда мы идем? — Странно, но Миха испытывал полное доверие к человеку, который держал его сейчас за руку и вел по пыльным улочкам Вифсаиды.
— За город. Посмотри, как чудесна природа!
Миха горько усмехнулся.
— Хотел бы я посмотреть. Но разве ты не видишь, что я слеп? Слеп с детства. Ты и вправду тот, кого называют целителем?
— Меня много как называют, — сказал голос.
— И ты вправду можешь исцелить меня? Сделать так, чтобы я прозрел? Увидел солнце, людей, деревья?
— Все зависит от тебя самого, — сказал голос. — Если ты хочешь прозреть, ты прозреешь.
— Господи! — засмеялся Миха. — Хочу ли я прозреть! Да я хочу этого больше всего на свете!
Они остановились. Незнакомец отпустил руку Михи, и юношу на мгновение охватила паника, что вот сейчас этот странный человек тоже исчезнет, как исчезли остальные, а вместе с ним и надежды на прозрение. Но он тут же успокоился, ощутив легкое дыхание на лице.
— Не бойся, — повторил голос.
Незнакомец осторожно поплевал на его сомкнутые веки, положил на них прохладную ладонь.
Потом отнял ее и велел:
— Открой глаза и смотри.
Миха открыл глаза.
Белая человеческая фигура плавала перед ним. Юноша видел ее как сквозь толстый слой воды, подернутой рябью. Он сморгнул, но виденье не стало четче. И все же он видел, видел! В величайшем волнении, с бешено колотящимся сердцем, он протянул руку, чтобы коснуться целителя, Раввуни, — и...
Из Тель-Авива их везли в Иерусалим туристическим автобусом. Михаил попросил сопровождающего довести его до места, занял кресло у окна, пристроив белую трость сбоку, и стал слушать, как сзади заносят Брайана. Сначала Брайана хотели везти отдельно, в медицинском фургоне, но потом сообразили, что можно использовать площадку в конце салона, предназначенную для инвалидных колясок.
С закрытыми глазами Михаил вслушивался в жужжание электрического подъемника и явственно представлял себе, как водитель с пультом в руках медленно спускается на дюралюминиевой площадке вниз, как санитары берутся за носилки и пытаются развернуть их на площадке так, чтобы можно было закрыть дверцу. Не очень-то это у них получалось.
Михаил любил представлять все в деталях, это придавало ему уверенности в мире зрячих. Но могла такая привычка сыграть и злую шутку. Как-то во время экскурсии в горы он вообразил под ногами тропинку, а там оказался обрыв. Гид едва успел удержать его — не то бы костей не собрать.
Наконец санитарам удалось втиснуть носилки на подъемник, и Брайан поехал вверх. Фамилия у Брайана смешная — Свини. Конечно, смешная она только для русского уха. Михаил пролежал с Брайаном два месяца в одной клинике в Тель-Авиве, в нанохирургическом отделении, и успел подружиться. Брайан неплохой парень, но, что называется, без царя в голове. Единственный сын богатого бизнесмена из Майами, попал в дурную компанию, баловался наркотиками. Кончилось тем, что год назад он вляпался в неприятную историю и то ли убегал от копов, то ли прятался в заброшенном доме от своих же дружков-наркоманов, а только шагнул он в стенной пролом с пятого этажа — и привет родителям! Перелом шейных позвонков, разрыв спинного мозга, полный паралич.
Кроме Михаила и Брайана в автобусе ехало еще несколько африканцев. Один, Михаил знал, глухонемой, другой (кажется, его звали Рафаэль, он был из Эфиопии) страдал эпилепсией. Все они перенесли нанохирургические операции и теперь направлялись в Иерусалим для окончания курса реабилитации.
— Посторонись! Не видите, расслабленного несем. — Четверо тащили за углы постель, в которой лежал до крайности исхудалый юноша, кожа да кости. — Что, он в доме?
— В доме-то в доме, да только вам туда не пробраться. Да еще с расслабленным. Вон что творится.
— Неужто, — удивился один из четверых (рыжая борода разделена посередине и заплетена в две косицы), — все эти люди хотят увидеть человека из Назарета?
— А ты как думаешь?
— И все надеются на исцеление?
— А ты не надеешься? Чего ж тогда приперся в Капернаум?
— Да я-то здоров. Вон, помогаю нести расслабленного.
— Ну-ну, бог в помощь. Мы тут с утра стоим и не продвинулись ни на шаг.
— Вот что, — решительно обратился рыжебородый к товарищам, — так мы ничего не добьемся.
Айда на крышу — прокопаем кровлю и спустим постель в дыру.
Его слова не встретили особого энтузиазма, но рыжебородый оказался настырным, и его менее энергичным товарищам не оставалось ничего другого, как подчиниться. Они пробрались на задний двор, подлезли под развешанные сухие сети и по внешней лестнице втащили расслабленного на земляную крышу.
С улицы донесся свист — не то в осуждение, не то, наоборот, в одобрение. Четверо начали копать. Сухая земля сама расступалась под руками, и вот уже показалась дощатая кровля. Нетерпеливые пальцы разобрали и ее тоже. Земля сыпалась на головы находившихся в доме людей. И вдруг кровля провалилась под непрошеными гостями — и все пятеро, включая расслабленного, упали вниз. Пыль, щепки, шум, гам!
Кто-то ругался последними словами, кто-то хохотал — не мог остановиться.
Огромная загорелая рука схватила рыжебородого за плечо, встряхнула. Черные бешеные глаза прожгли насквозь.
— Что творишь, собака? — загремел громовой голос. — Хочешь, чтобы я вышвырнул тебя, как щенка?
— Погоди, Кифа, — остановил его человек в белом. — Что хотите вы, добрые люди? Для чего сломали крышу в доме бедных рыбаков?
Он нахмурился.
— А что еще оставалось делать, — буркнул рыжебородый, отряхиваясь, — если иначе к тебе не попасть? Мы вон расслабленного к тебе принесли. А ты и вправду исцеляешь любую болезнь, как о тебе говорят?
— Каждому дается по вере его, — отозвался человек. — Вижу, ваша вера велика.
— Да уж, — проворчал тот, кого назвали Кифой, — столь велика, чуть дом не разрушила.
Человек в белом склонился над расслабленным, лицо его смягчилось.
— Чадо! Прощаются тебе грехи твои. Встань и ходи!
Исхудалый юноша, все это время взиравший на него со страхом, неуверенно шевельнул рукой, сел на постели, затем встал на ноги.
— Ну, вот и славно, — проговорил человек в белом, обернулся к рыжебородому и его товарищам. — А крышу все-таки почините. Нехорошо.
Клиника в Иерусалиме, насколько мог судить Михаил, ничем не отличалась от тель-авивской: те же длиннющие коридоры, просторные и совершенно бесшумные лифтовые кабины, небольшие, но светлые палаты на двоих — и вязнущее на зубах ощущение стерильности, даже в туалетах. Их поместили в одну палату с Брайаном, и американец тут же по обыкновению принялся доставать Михаила, чему, кстати сказать, тот был только рад: пикироваться словами все не так скучно, как депрессивно молчать в стенку.
— Видел, куда они нас привезли? — Как все жители Флориды, Брайан не до конца прожевывал звуки, и Михаилу приходилось напрягаться, чтобы понимать его. — Это психиатрическая клиника. Не, прикинь, а? Похоже, они считают нас психами.
Михаилу пришлось напомнить приятелю, что он ничего не видит.
— А-а, — ничуть не смутившись, отозвался тот, — я и забыл, что ты слепой в доску. Так вот, говорю тебе, это психушка, желтый дом, бедлам, а мы отныне его почетные гости.
— Как думаешь, почему?
— А мне почем знать? Сначала нанохирургия, теперь нано-пси-хи-атрия. Вся эта нанохрень — полная чушь! Вытягивание денег из богатеньких дурачков типа моего папаши. Неужели ты во все это веришь?
— Ну, не знаю, — неуверенно проговорил Михаил. — Во всяком случае, моя семья не заплатила за операцию ни копейки. И эти эфиопы... Откуда у них такие деньги? Тоже, наверно, решалось на уровне государства...
— Ха! — только и сказал Брайан. — Ну вот скажи, тебе нарастили новые глаза...
— Не наращивали мне новые глаза — только сетчатку.
— Неважно, — рассердился Брайан. — Что ты прикапываешься к мелочам? Тебе нарастили новую сетчатку глаз, мне срастили спинной мозг. И что? Стал ты видеть? А я? Стал я ходить? Дудки! Вот и получается, что все их хваленые нанотехнологии — пшик, рекламный трюк, про-па-ган-да, — он произнес это слово с особым удовольствием. — А на деле ничего они ни умеют — ни в Израиле, ни в России, ни в Америке.
Михаил даже и не знал, что на это ответить. В чем-то Брайан прав. Они два месяца провели в лучшей (если верить врачам) нанохирургической клинике мира, прошли множество сложнейших операций (опять же если верить врачам), а никаких изменений в состоянии здоровья не произошло. А сколько было надежд!.. Когда на второй день после прибытия в центр ведущий хирург собрал их в актовом зале и доступно рассказал о том, что такое современная нанохирургия, Михаил чувствовал себя окрыленным.
— Очень важно, — так начал свою лекцию немолодой хирург, — чтобы пациент понимал, что с ним собираются делать. Нанотехнологии совершили скачок. Никого уже не удивишь колбасой, собранной нанороботами из питательного бульона. Наши автомобили ездят на бензине, синтезированном из той же массы, что идет на производство золотых ювелирных изделий. Химические элементы везде одинаковы, и современным нанороботам совершенно безразлично, что собирать из них, яблоко сорта «Ган-Шомрон» или, скажем, глазное яблоко.
Сложность заключается в том, чтобы правильно запрограммировать их. Иными словами, для того чтобы собрать яблоко, мы должны досконально изучить, как оно устроено. Я не зря дважды упомянул яблоко, ведь это первое, что было синтезировано с помощью нанотехнологий компанией «Эппл». Кстати, говорят, оно было страшно горькое...
Итак, молодые люди, — а здесь я вижу в основном молодые лица, — что нам предстоит? У вас различные заболевания, врожденные или приобретенные, но решение этих столь разных проблем лежит в одной области — в области нанотехнологий или, конкретней, нанохирургии.
Задача решается в три этапа. Этап первый — изучение вашего организма. Нанороботы обследуют те участки вашего тела, которые нуждаются в ремонте. Второй этап — работа медиков-программистов, которые зададут нанороботам нужные программы. Третий этап — синтез и установка молекул, образующих ткани, аналогичные поврежденным. Вы, конечно, знаете, что благодаря нанохирургии сращение переломов или разорванных мышц стало процедурой, доступной в любом современном травмпункте. Сложнее дело обстоит с нервными клетками, но и тут мы достигли определенных успехов...
Обследование проводилось на девятнадцатом этаже. Шагая в сопровождении санитара по коридору мимо больших распахнутых окон, Михаил представлял, какой великолепный вид открывается с высоты. Наверняка виден весь город, а на горизонте — горы. Солнце грело, а воздух освежал, и это было замечательно. Хотелось жить, дышать, видеть... В лаборатории его встретила очень серьезная девушка, плохо говорившая по-английски.
Она попросила его лечь на кушетку. Видимо, она была новенькая и еще не имела опыта работы с такими пациентами, как Михаил. Ему пришлось нащупывать кушетку самому, при этом он наткнулся на тумбу с каким-то аппаратом и едва не смахнул его на пол. Возникла неловкая ситуация, но они быстро с ней справились. Кушетка была жесткая, с пластиковым лотком для затылка вместо подголовника; нечто подобное было на носилках Брайана. В боковых стенках лотка имелись винты. Подкрутив их, девушка зафиксировала голову Михаила, совсем как деталь на слесарном верстаке.
— Сейчас я введу нанороботов, — предупредила она. — Это не больно.
Она растопырила ему пальцами веки и что-то закапала пипеткой в глаза. Михаилу показалось забавным, что высокие технологии соседствуют с такими примитивными инструментами, как пипетка. Хотя, рассудил он, почему бы и нет? Нанороботы любят жидкую среду, вот их и вводят вместе с бульончиком.
Потом на лицо опустилось что-то вроде массивных очков-микроскопов, и девушка попросила не шевелиться. И тут же глаза ужасно зачесались. Чесалось все: роговица, склера, сетчатка! Словно тысячи муравьев бегали там, царапая ножками и щекоча антенками. Михаил едва дождался конца процедуры.
Наконец девушка убрала «микроскопы», положила на каждый глаз по кусочку ваты.
— А как же нанороботы? — спросил Михаил. Он никак не мог проморгаться. — Так и останутся во мне?
— Можете не волноваться. Они выполнили свою задачу и скоро сами распадутся на двуокись углерода и воду. Это совершенно безопасно.
Она помогла Михаилу найти выход, придерживая за локоть. А они тут быстро учатся новому!
Странно, но о самой операции у Михаила сохранились менее яркие воспоминания. Может, потому, что он сильно нервничал, а может, виноват наркоз. Как бы то ни было, операция прошла успешно, и через два дня повязки сняли.
Но зрение не вернулось.
И вот они в Иерусалиме...
— Завтра же сбегу отсюда, — решительно заявил Брайан. — Позвоню папаше, пусть заказывает билет. Знал же, что этим нельзя доверять.
Когда один из учеников Раввуни простер длань и именем Господа повелел бесу покинуть тело Рафаэля, юноша с силой зажмурился. Он был уверен, что вот прямо сейчас это и произойдет — бес покинет его и не будет больше мучить никогда.
Никогда! Это слово звучало сладко, как песнь песней. Столько лет проклятый бес измывался над ним, и вот, наконец, долгожданное избавление!
Стоя с зажмуренными глазами, Рафаэль чувствовал, как тяжелая, мозолистая рука ложится на его бритую голову.
— Бес, изыди! — Голос у бесогона грубый, сердитый.
«Ну, — затаил дыхание Рафаэль, — вот сейчас!»
И — ничего не произошло. Он разожмурил глаза и увидел растерянное лицо отца, недоверчиво-выжидательную физиономию бесогона — и откровенно ухмылявшиеся рожи книжников.
— Ну что, Хаим, — проблеял один из них, — исцелил он твоего сына? Гнать их прочь вместе с их лжеучителем! Только народ баламутят.
Толпа зашумела одобрительно. И вдруг — смолкла, опасливо расступилась. В образовавшийся круг спокойно ступил человек в белом. Рафаэль сразу догадался, что это и есть Раввуни, и жадно впился в него глазами. Знаменитого целителя сопровождали трое, по виду рыбаки.
— О чем спорите? — обратился Раввуни к книжникам.
Вместо них ответил отец:
— Учитель! Я привел к тебе сына, бес его мучает. Схватит — и на землю бросает. Каково отцу дитя таким видеть? Изо рта пена, зубами скрипит, а после цепенеет. Просил я учеников твоих беса изгнать, да, видать, силенок не хватило.
Раввуни покачал головой:
— О, маловерные! Сколько еще вас терпеть? Веди сына.
Рафаэля схватили за руки, подвели к Раввуни. И тут, в самый неподходящий момент, он почувствовал приближение приступа. Всеми силами пытался он противиться бесу, но бес, как всегда, оказался сильней. Неодолимая сила согнула дугой, швырнула на землю. Что было дальше, Рафаэль не помнил.
Только когда все кончилось и он лежал на земле в оцепенении, откуда-то сверху донеслись голоса. Раввуни спрашивал, как давно это с ним сделалось, а отец отвечал, что, мол, с детства.
Рассказал, как дух бросал Рафаэля и в огонь, и в воду, чтобы погубить его. Закончил он свой рассказ словами:
— Сжалься над нами. Помоги нам!
— А веришь, что могу?
— Верю, Господи! А ежели недостаточно верю, помоги моему неверию!
— Все возможно верующему, — сказал Раввуни. — Дух немой и глухой! Повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него.
Рафаэль вскрикнул и потерял сознание.
Утром за ними пришли санитары.
Михаил как раз заканчивал кормить Брайана завтраком. Брайан, как обычно, ругался последними словами.
— Ну куда ты суешь ложку? Не видишь, что ли, это не рот, а ухо. Чурка безглазая!
— Не вижу, — спокойно отвечал Михаил и продолжал пичкать друга кашкой — и в нос, и в ухо, куда придется.
— Закругляйтесь, парни, — сказал один из санитаров, — пора на процедуру.
— На какую еще процедуру? — взвился Брайан. — Хватит с меня ваших процедур. Никуда я не пойду.
Санитары не стали с ним пререкаться, молча вкатили в палату кушетку на колесиках, схватились за концы простыни и перекинули на нее изрыгающего проклятия Брайана.
Все были уже в сборе. Михаила подвели к мягкому креслу во втором ряду. Позади чинно рассаживались эфиопы.
Врач разговаривал по мобильному телефону. Причем, что удивительно, на чистейшем русском. Чужие разговоры подслушивать невежливо, и, чтобы отвлечься, Михаил принялся достраивать в воображении окружающую обстановку. Светлая комната, функциональная мебель, аппаратура вдоль стен...
Видя, что все собрались, врач быстренько закруглился и извинился по-английски.
— Здравствуйте, — сказал он, — меня зовут Алекс, я буду курировать вашу группу. — Похоже, ему доставляло особое удовольствие артикулировать раскатистое «р». Вообще, Михаилу показалось, что врач молодой и веселый. — Сразу к делу. Вы, наверно, задаетесь вопросом, почему вас привезли в психиатрическую клинику, ведь психически вы здоровы.
— Вот именно, — подал голос со своего лежачего места Брайан. — Какого хрена? Еще и обращаются, как с заложниками.
— С удовольствием отвечу на ваш вопрос. В тель-авивской клинике вам наверняка объяснили смысл нанохирургических операций, которые вам сделали...
— Ни хрена толком не объяснили. Сунули в какую-то гудящую трубу на два часа — и аста ла виста, бэби!
Алекс вежливо улыбнулся.
— Если в двух словах, сделанные вам нанооперации устранили те анатомические и физиологические дефекты, которые возникли в вашем организме либо при рождении, вследствие генетического сбоя, либо в результате травмы. То есть, строго говоря, сейчас вы практически здоровы и ничем не отличаетесь от любого другого здорового человека.
— Тут вы, доктор, что-то путаете, — немедленно отозвался Брайан. — Будь я, как вы говорите, здоров, я бы тотчас встал и вышел, чтобы не слушать всякие бредни. Как вы думаете, почему я этого не делаю?
— Вот! — Алекс поднял палец. — Физически вы здоровы, а фактически — нет. — Он засмеялся, как будто сказал что-то ужасно смешное. — Нанохирурги сразу столкнулись с этим парадоксом.
Человек здоров, а не ходит, не слышит и не видит. Считанные единицы после операции возвращались к нормальной жизни, в большинстве же случаев все оставалось без изменений. И тогда на помощь хирургам пришли мы, психологи. «В чем же дело? — спросили мы. — Почему одни выздоравливают, а другие нет?» Мы побеседовали с теми, кто выздоровел, и с теми, кто не выздоровел. Хотите знать, к каким выводам мы пришли? Все дело в вере. Не в религии, а в вере — вере в Бога, в науку, во врачей, в себя, в свое выздоровление... Так вот, выздоравливал тот, кто верил. Понимаете, какая штука?
Он дал слушателям минуту подумать и продолжал:
— Дело, как нам представляется, в глубинных особенностях человеческой психики. По каким-то, пока не вполне ясным причинам восстановленные при помощи нанороботов ткани — заметьте, абсолютно идентичные натуральным — не воспринимаются организмом как свои. Они не включены в общую жизнедеятельность организма. Нужен некий толчок, встряска, искра — называйте, как хотите. Нужно, чтобы мозг «поверил», что искусственно созданные ткани — тоже часть организма, и «подключил» их к общей системе. И тут на помощь нанохирургии приходит психология.
Все вы знаете о гипнозе. Гипноз используется и в современной медицине. Конечно, сейчас уже никто не машет перед лицом пациента руками и не приказывает загробным голосом: «Спи!» Для этого используются гипноиндукторы. Гипноиндуктор воздействует на мозг человека таким образом, что погружает его в заранее заданную виртуальную реальность. Находясь в этой реальности, так же как и в обычном сне, человек не осознает, что он спит, и верит, что все происходит с ним на самом деле.
Брайан недоверчиво хмыкнул.
— Вы хотите погрузить нас в виртуальную реальность и заставить поверить, что мы выздоровели?
— Во всяком случае, попытаемся. Все вы воспитывались в культурной среде, основанной на христианстве. Вот почему для создания виртуальной реальности мы выбрали именно эти, библейские, сюжеты.
— Ни хрена себе, — присвистнул Брайан, — так это что, я встречусь сейчас с Иисусом Христом? Это круче, чем ЛСД.
— Еще есть вопросы? — сдерживая улыбку, спросил Алекс.
— Да, — поднял руку Михаил. — Где вы научились так хорошо говорить по-русски?
— Хороший вопрос! Половина врачей в Израиле идут в медицину по стопам родителей и дедов. А половина наших родителей и дедов учились когда-то в Советском Союзе. Моя семья не исключение. На этом прошу считать вводную часть оконченной. Сейчас вам наденут шлемы виртуальной реальности. Увидимся после сеанса!
Михаил почувствовал, как на голову опускается большой, тяжелый шлем. Что-то загудело — и все пропало.
Миха вздрогнул — и очнулся.
Голос о чем-то спросил его, но Миха не расслышал. Он был словно здесь и не здесь. Странное ощущение.
— Видишь ли что? — повторил голос.
Миха сморгнул еще раз, повертел головой, прищурился. Ему показалось, мимо проплыли какие-то колеблющиеся тени.
— Вижу проходящих людей, как деревья, — сказал он.
Прохладная ладонь снова легла на его глаза. И сразу блажь рассеялась — он был здесь и сейчас, слепой иудейский юноша из Вифсаиды.
Ладонь исчезла.
— А теперь? Видишь ли что теперь?
— Вижу! Вижу, Господи!
Какие же ослепительно белые на нем одежды!..
Михаил открыл глаза и увидел перед собой молодого улыбающегося врача в белом халате. Он был совсем не такой, каким Михаил его представлял, — веснушчатый, рыжий и ужасно лопоухий, — но это было даже здорово. Значит, Михаил действительно его видит, а не воображает.
— Смотри, Майкл, — услышал он знакомый взволнованный голос. — Я хожу. Я могу ходить!
К нему осторожно, как на ходулях, шагал Брайан.
Они обнялись, и Михаил вдруг с испугом понял, что снова почти не видит, — все стало каким-то рябым и расплывчатым. Но у него тут же отлегло от сердца: это были всего лишь слезы.
Поздно вечером в клинике произошло еще одно немаловажное событие. К служебному входу спешно подъехал медицинский фургон, и из него выдвинулись носилки. На них лежала двенадцатилетняя девочка в непрозрачном пластиковом мешке, застегнутом на молнию.
Брайан, который вечно все узнавал первым, ворвался в их общую с Михаилом палату.
— Чувак, ты видел? Там покойницу доставили. Девчонку. Погибла при взрыве. Теракт. Говорят, в Тель-Авиве ее всю ночь нанороботы собирали. Теперь вот сюда привезли. Гипноиндуктор готовят. С ума сойти!
И когда пришел Иисус в дом начальника синагоги и увидел свирельщиков и народ в смятении, плачущий и вопиющий громко, сказал им: «Что смущаетесь и плачете? Не умерла девица, но спит». И смеялись над Ним. Но Он, выслав всех, взял с Собою отца и мать девицы и бывших с Ним и вошел туда, где девица лежала. И, взяв девицу за руку, сказал ей: «Талифа куми», что значит: «Девица, встань». И девица тотчас встала и начала ходить...